скалы. Однако приказ об их охране остался в силе» (Вальтер Фидлер).
Обезьяны подчинены военному министерству. Особый офицер, «ответственный за обезьян», на канонерке охраняет скалы, где живут маготы. Каждой обезьяне (а их больше двухсот) выделено содержание — четыре пенни в день.
Как только по той или иной причине число обезьян в Гибралтаре сокращается, сейчас же англичане, не жалея средств, привозят новых из Северной Африки. В 1942 году, например, сам Черчилль телеграфировал командующему британскими войсками в Африке: «Немедленно поймайте несколько обезьян для Гибралтара!» И генерал послал отряд солдат ловить обезьян.
Две стаи маготов на Гибралтаре. Одна живет высоко, на недоступных скалах, — эти довольно дики. Но обезьяны другой стаи, обосновавшиеся на полпути от вершины скалы до порта, совсем потеряли и страх, и уважение к людям. Быстро вскочив в открытые окна автомобиля, они тащат из карманов туристов платки, кошельки и прочие вещи и стрелой удирают прочь. Краденое рвут, если оно несъедобно, и бросают. Угнаться за ними совершенно невозможно, да и небезопасно. Стоит схватить одного магота, как он поднимает такой крик, что вся банда тут же спешит на помощь и без страха нападает на людей. Приходится удирать, так как по закону обижать обезьян не разрешается.
После полудня «обезьяний канонир» привозит маготам ежедневный паек: фрукты, хлеб. Он уже много лет служит в этой должности и знает каждую обезьяну по имени. Только к этому человеку гибралтарские маготы относятся уважительно.
Зимние холода Средней Европы маготы переносят неплохо. Однажды 20 лет они жили и плодились в Германии. История такова. В 1763 году граф Шлиффен привез из Северной Африки несколько маготов и поселил их в парке своего имения близ Касселя, на севере Гессена. Для укрытия от стужи обезьянам построили хижины и гроты. Двадцать лет жили и плодились они довольно мирно. Как верные псы, всей стаей провожали графа до границ имения, когда он уезжал в Кассель, и ждали тут его возвращения. Но потом стали безобразничать. У соседа, другого графа, украли кассу с деньгами и спрятали ее на крыше, в желобе. Затем один магот унес из люльки трехнедельного ребенка управляющего имением и залез с ним на фронтон дома. С большим риском повар графа, француз, забрался на фронтон и, приманив обезьяну инжиром, спас ребенка.
Но когда вожак стаи напал на девочку, разодрал платье и вырвал волосы, граф с тяжелой душой приказал перестрелять всех обезьян, а было их уже шестьдесят. По другим сведениям, причиной их буйства и гибели было бешенство, которое занесла в стаю покусавшая обезьян собака. На могиле «германских» маготов поставили памятник, который существует и поныне.
Удивительно, что эти пустынные животные довольно долго жили как дикие звери в Испании! И жили не в пустынях и степях, которых достаточно в этой стране, а в… болотах!
Некоторые ученые полагают, что попали верблюды в Испанию вместе с арабскими войсками. Когда же арабы были изгнаны из Испании, верблюды там одичали. Но более вероятна другая версия.
В 1829 году маркиз де Вилла Франка привез в Кадикс с Канарских островов 80 дромадеров, которые предназначались для сельскохозяйственных работ. По разным причинам замысел этот не удался. Верблюды пребывали без надобности. Вскоре они разбежались, одичали, обосновавшись в болотистых равнинах Гвадалквивира. Корма для них там было вволю: сочные прибрежные и водяные растения, а не какие-нибудь колючки и горькая полынь, искони ими потребляемые.
Многие ученые видели этих верблюдов. Известный английский зоолог Абель Чэпмен специально приезжал в Испанию посмотреть на них, так как не верил слухам и хотел своими глазами убедиться в небывалых повадках верблюдов. Их насчитывалось примерно 60 голов, и странно было смотреть, как эти дети знойных песков стояли порой по брюхо в воде и лениво жевали растения, выдергивая их из воды. Появление человека немедленно вызывало панику в стаде, и одногорбые звери кидались бежать не на берег, а, наоборот, дальше в болото и реку, поднимая фонтаны брызг!
В 1950 году осталось только пять верблюдов, прочих истребили браконьеры. Сейчас, кажется, уже ни одного нет.
В Германию привезен впервые в 1707 году герцогом Вюртембергским. Олени выпущены были в неогороженный парк, который и сейчас еще существует в своем почти первозданном виде в ФРГ. Олени какое-то время жили там на воле, но позднее исчезли. В 1811 году король Фридрих I снова завез в этот парк пятнистых оленей. Их потомки дожили до второй мировой войны. Солдаты французских оккупационных войск после войны многих из них перестреляли, так что в 1959 году уцелело только 25 оленей[6].
В Англии много раз пятнистые олени завозились и выпускались в парки и леса. Однако…
«…Нет никаких сообщений о том, что они там размножались на воле» (Гюнтер Нитхаммер).
В 1911 году Куппельвизер, тогдашний владелец одного из островов архипелага Бриони, принадлежащего ныне Югославии, приобрел у Карла Гагенбека несколько пятнистых оленей для своего небольшого «домашнего» зоопарка. Несмотря на войны, бушевавшие над Европой и упомянутыми островами, олени там не только выжили, но и отлично расплодились. В 1953 году было их уже не меньше тысячи. Для небольшого острова (6,9 квадратного километра) это слишком много. Олени стали голодать, болеть, умирать. Поэтому югославские зоологи отловили 200 оленей и расселили их в разных местах своей страны. Но они нигде почти не прижились. Только на острове Крес, к юго-востоку от Истрии, сохранилось небольшое стадо с десяток оленей.
Неожиданно было обнаружено стадо пятнистых оленей в 15–20 голов в Истрии. Полагают, что они явились сюда сами, переплыв море между материком и островами Бриони — 3 километра!
Кроме Европы пятнистые олени завозились на Никобарские острова (где вымерли), во Флориду в 1930 году (здесь живут и охраняются законом). В Бразилии, в провинции Санта-Фе, тоже обитают в полудиком состоянии. Австралия принимала этих новопоселенцев в 1860–1870 годах. Сохранились они здесь, однако, только кое-где в штате Виктория. На Тасманию и в Новую Зеландию их тоже завезли. И на Гавайские острова. Но здесь ими недовольны, так как олени «сильно вредят местной флоре».
Уже в шесть часов сумрачно в лесу. А ровно в шесть тридцать печальные, нежные и чистые звуки возвещают, что ночь обрела все права над лесом. Трели минорные, флейтовые, то выше, то ниже октавой, наполняют мрак волшебством чудного песнопения.
Это тинаму, покинув своего скромного супруга, зовет другого самца. Зовет долго, печально и часто безответно.
Горло не многих птиц исторгает такие меланхоличные и чистые тона, как у тинаму, хотя по строю своему их песни просты. Лишь у некоторых тинаму выкрики грубые, лающие, но громкие — за километр слышны! По утрам, вечерам, днем и среди ночи мелодичными голосами рассылают тинаму свои брачные приглашения.
Живут в тропических лесах и лесостепях, в кустарниках, льяносах, среди трав, в низинах и Андах, на высоте более 4 тысяч метров. Многие в одиночестве, немногие — стаями. На земле проводят свой день, да и ночью редко прячутся на деревьях. Летают мало, неохотно и недалеко. Оттого, надо полагать, и нет этих птиц ни на одном из ближайших к Америке островов.
Удирать предпочитают по земле и таиться в кустах или в чужих норах (сами не роют). А если уж деваться некуда, вспорхнуть пришлось, то с ужасной паникой, с хлопаньем крыльев, с криками срываются,
