Пойдем в кино?

Людмила Васильевна. Андрея нет.

Верочка. Ну и что? Моего Лелика тоже нет. Он на Дальнем Востоке.

Людмила Васильевна. Если на Дальнем, это спокойнее. А если убежал, не пообедав… После того случая мне все время мерещится…

Верочка. А мед вы принимаете?

Людмила Васильевна. Мед?

Верочка. Ну, конечно! Три ложки меда в день, разбавленные теплой водой, — и нервы просто умирают! Их нет… Вы слышите? Их нет!

Людмила Васильевна. Вы добрая, Верочка. И поймете! После того случая…

Верочка. Сядьте на диван. И расскажите мне еще раз о том случае. Надо разрядиться — и станет легче. Вы слышали, что полезно бить посуду? Когда волнуешься… Разобьешь тарелку — и нервов нет. Просто нет! Сядьте… И, так сказать, разбейте тарелку. (После паузы.) Я знаю, что с мужем своим вы были знакомы еще до войны.

Людмила Васильевна. До войны он успел только покатать меня раза три на велосипеде. Сажал на раму и гнал так, что я от страха сжималась. А после, когда уж мы были вместе, он так же безрассудно гонял на мотоцикле. Всегда кого-нибудь «подбрасывал», подвозил. Я ненавидела этот мотоцикл! А он говорил мне: «Всю жизнь буду возить тебя в коляске. Как маленькую!» В коляске я была и в тот день. Из-за поворота выскочил самосвал… До сих пор помню, как грохотал пустой кузов. Он должен был наскочить на коляску, но муж развернулся и подставил себя. Потом, в больнице, он шепнул мне: «Для Андрюши-то мать важнее…»

Верочка. Только не плачьте. (Обнимает ее.)

Людмила Васильевна. Брат Володя (кивает на портрет веселого юноши) писал с фронта: «Если мы через это пройдем и останемся… Нам тогда уже ничего на свете не будет страшно». Муж прошел «через это». И вот… в летний, солнечный день…

Верочка. Вы знаете, что сказал один мудрец? «Самое большое счастье, данное человеку, — забывать то, что было, и не знать того, что будет!» Представляете, если бы мы заранее знали о дне своей кончины? Мы бы только и делали, что спасались от него!

Людмила Васильевна. Но это забыть невозможно.

Верочка. Знаете, что сказал один мудрец? «О возрасте не надо помнить, но и не следует забывать!» Так и тут. Пусть его образ живет где-то глубоко. Но в то же время не следует… Вы поняли? Я побежала! (Задерживается.) Андрей не обедал?

Людмила Васильевна. Нет.

Верочка. Значит, он сыт. Все замечательно! (Уходит. Потом возвращается.) Людочка, а не можете ли вы принести три последних номера «Иностранной литературы»? Все завидуют, что у меня соседка — библиотекарша!

Людмила Васильевна. Если они не на руках, принесу.

Верочка. Спасибо, не знающее границ и пределов! (Убегает. Возвращается.) А мед надо разводить в столовой ложке. В большой! А не в чайной. Вы поняли?

Людмила Васильевна. Поняла.

Верочка. Запишите!

Перед дверью двести пятнадцатой квартиры. Андрей медлит, оглядывается.

Андрей (как бы про себя). Четвертый этаж. А она — на седьмом. Значит, она проходит здесь… когда лифт не работает. (Нажимает кнопку звонка. Потом нажимает еще раз.)

Из-за двери раздается насмешливый голос: «Что там, пожар?» Дверь открывается. На пороге — высокий, красивый блондин в спортивном костюме, с гантелью в правой руке. Оглядывая Андрея сверху вниз, он продолжает тренировать руку.

Блондин. Тебе кого?

Андрей. Мне… Валю.

Блондин. Это я.

Андрей. Ты?!

Валя. Может быть, пригласить соседей? Для опознания личности!

Андрей. Тебе просили передать. (Протягивает книгу. И идет прочь.)

Валя. Подожди-ка!

Андрей оборачивается.

Ты что, ее паж?

Андрей, не отвечая, уходит.

(Подбрасывает книгу левой рукой и ловит ее.)

Эксплуатация поклонников законом не запрещается!

Квартира Тараскиных. Людмила Васильевна стоит у окна, смотрит на улицу.

Людмила Васильевна. Портфель здесь… Значит, из школы он вернулся. Но не обедал. Убежал. Куда? Хоть бы записку оставил. Никогда я не могу быть спокойна! После того случая… Надо лечиться. (Взволнованно ходит по квартире. Берет записную книжку. Листает ее.) Кому- нибудь позвоню! (Опускается на диван и крутит телефонный диск.) Занято! (Опять крутит.)

Но в этот момент хлопает входная дверь. Появляется Андрей.

Вернулся… (Бросает трубку.) Где же ты был?

Андрей. Гулял.

Людмила Васильевна. Хоть бы записку оставил.

Андрей (садится рядом, обнимает ее). Что может случиться? Ведь сейчас не война.

Людмила Васильевна. Я понимаю: это невыносимо. Но ведь та катастрофа тоже произошла в мирный день. Прости меня. Ты дома — и все хорошо. (Хочет подняться.)

Андрей (удерживает ее). Мама, скажи… Высокие и красивые люди могут позволить себе все что угодно?

Людмила Васильевна. Этого не может никто.

Андрей. Но говорить они могут… что им захочется, да?

Людмила Васильевна. Странный вопрос. (Встрепенувшись.) Тебя кто-то обидел?

Андрей. Нет. Но я хотел бы понять: почему восьмиклассницы почти всегда влюбляются в десятиклассников? Я заметил.

Людмила Васильевна. А говоришь: никто не обидел! (После паузы.) Почему в десятиклассников? Это вполне объяснимо. Женщине интереснее с тем, кто старше ее, опытнее, больше знает. А ты влюбись в семиклассницу!

Андрей. Я вообще не собираюсь… пока… (Подходит к книжному шкафу.) Я подумал… Если прочитать все тома энциклопедии, хотя бы вот этой, Малой, сразу обо всем будешь знать! Правда?

Людмила Васильевна. Чтобы ей было с тобой интересно?

Андрей. Кому?

Людмила Васильевна. Ну той… которая влюблена в десятиклассника.

Андрей. Не понимаю, кого ты имеешь в виду.

Людмила Васильевна. Но энциклопедию все-таки будешь читать, да?

Андрей (доставая первый том). Почитаю. На всякий случай.

Людмила Васильевна. Все матери мечтают, чтобы дети были с ними вполне откровенны. Но для этого надо иметь дочерей!