Аркадий Бабченко
«Операция «Жизнь» продолжается…»
Спасибо, что вы выбрали сайт ThankYou.ru для загрузки лицензионного контента. Спасибо, что вы используете наш способ поддержки людей, которые вас вдохновляют. Не забывайте: чем чаще вы нажимаете кнопку «Спасибо», тем больше прекрасных произведений появляется на свет!
Дознаватель из Абу-Грейб
С Тони Лагуранисом мы познакомились в Ирландии на литературном фестивале. Он был в Ираке, служил дознавателем в Абу-Грейб, известной теперь на весь мир тюрьме. Написал книгу о том, что видел. Её название, «Fear up harsh», можно перевести как «Особые методы» (дословно «Жесткое запугивание»).
Я не буду ничего говорить про Абу-Грейб и Америку, понятно, что все это где-то там, не в нашем мире. Просто приведу нашу беседу. Говорил Тони тяжело, через силу, выдавливая из себя воспоминания.
Меня поразило, насколько методы и подходы армии американской в Абу-Грейб оказались похожими на методы и подходы армии российской в Чернокозово или армии НКВД в Сибири. Как говорится, найдите десять отличий.
За исключением, пожалуй, одного: иракцы — не граждане Америки.
— Тони, расскажи немного о себе. Как ты попал в армию?
— Я учился в университете, изучал философию, литературу и искусство. Увлекся арабским языком. За обучение у меня остался долг, около 60 тысяч долларов. Подписал контракт: армия согласилась выплатить мой долг и обучить меня арабскому, а за это должен был пять лет прослужить офицером-переводчиком в военной разведке. Допросчиком. О том, что попаду в Ирак, не предполагал, потому что заключил контракт за полгода до 11 сентября. Думал, что, может быть, вообще буду служить в США — новобранцы имеют возможность выбирать должность и регион. Но в январе 2004-го меня отправили в Ирак. Сначала в Абу- Грейб, потом в Эль-Асад, потом Мосул, потом опять Абу-Грейб, Бабиль, и Фаллуджа.
— В чем заключалась твоя служба?
— Сначала три недели меня учили базовым вещам в тренировочном лагере, курс молодого бойца. А потом стали учить непосредственно тому, как допрашивать людей. Ни о каком физическом воздействии речи не было. Более того, нам говорили, что мы должны соблюдать Женевскую конвенцию, соблюдать права человека. Нас учили только правильно задавать вопросы, и все. Например, нельзя задавать вопрос с закрытым концом. Из всего курса может, только два дня было отведено тому, как заставить человека говорить. Но это была чистая психология. Например, кого-то захватываешь прямо на поле боя, на него нужно тут же надавать — давай рассказывай, с твоей информацией мы можем закончить войну и тогда ты и твои товарищи тут же попадете домой, никому не надо будет больше воевать. Вся техника допроса была построена на уговорах. Мы не имели права показать нож — даже показать, не то, что угрожать напрямую.
— И в Ираке все было именно так?
— Все было совсем по-другому. В Ираке нам сразу сказали, что никакие Женевские конвенции, никакие международные договора, никакие международные комитеты по пыткам — ничего здесь не действует. Единственным документом, которым мы руководствовались, был документ из Пентагона. Он давал нам полную свободу действий. Там говорилось, например: «Мы рекомендуем использовать собак. Или какие-то стрессовые состояния, стрессовые позиции. Но если хотите, можете творчески подходить к вашей задаче».
— Что ты имеешь в виду — стрессовые позиции?
— Например, человека привязывали к спинке кровати, или ставили на колени и заставляли стоять так часами. Или подвешивали к цепи. То есть, неудобная физическая позиция, в которой находиться долго очень тяжело. Но когда я попал в Абу-Грейб, в прессу уже просочились истории о том, что там делалось. Поэтому там это подзатихло. В Алясаде то же самое. Незадолго до моего прибытия один американский солдат убил заключенного, и там тоже вроде как пытались принимать косметические меры. С настоящими пытками я столкнулся только в Мосуле. Там уже были серьезные вещи. Например, очень распространен был такой метод допроса — лежащему человеку становились коленями на грудь и начинали давить, чтобы он задыхался. Или использовали собак, лишали людей сна, применяли попеременно жару и холод, надевали на голову целлофановые пакеты для удушения, раздевали догола…
— Допрос как проходил? Ты бы один на один с арестованным или были еще какие-то обученные люди?
— Если мы использовали собак, у нас был специалист по собакам. Но людей, которых специально обучали бы пыткам, у нас не было. Специально пыткам людей вообще не обучали. Как правило, я был один на один с арестованным.
— То есть ты пытал лично?
— Да.
— Решение о применении особых методов принимал тоже ты?
— Прежде чем начинать допрос я писал план допроса, как буду его проводить. Обычно распоряжение о том, как проводить допрос мне давал мой начальник.
— Люди, которых вы допрашивали — это были боевики?
— Процентов девяносто пять были обычными людьми. Даже больше. Когда где-то взрывался фугас, арестовывали всех, кто попадался под руку. И на меня давили, чтобы я выбил из них какие-то показания. Потому что тогда можно было заявить, что они совершили преступление и их арестовали не напрасно. Тогда часть, арестовавшая их, выглядела хорошо — они выполнили боевое задание.
— То есть, априори все арестованные уже были виновны и тебе нужно было не установить истину, а добыть признание в том, что они боевики, правильно ли я понимаю?
— Да, это так. Все это было нацелено не на извлечение информации. Даже сегодня в Америке дебаты насчет правомерности пыток лежат не в плоскости их эффективности или не эффективности. Они о том, как сломать человека, показать свое превосходство над побежденным врагом. Ты наверху. Этого достаточно.
Например, в Фалудже моя работа заключалась в том, чтобы обыскивать трупы. Это было, когда повстанцы заняли город, и мы отбивали его обратно. Мне надо было узнать, есть ли среди погибших иностранцы. Идея заключалась в том, чтобы показать, как много иностранцев воюет на стороне иракцев. Это был такой политически-агитационный шаг: сами иракцы американцев-то обожают, а все проблемы происходят от наемников. Мои коллеги, которые также обыскивали трупы, понимали, чего хочет начальство и под это желание подгоняли свои доклады. Например, если человек был одет в рубашку, привезенную из Ливана, он автоматически становился ливанцем. Если у него в кармане находили сирийские деньги, значит, это сириец. Таким образом, там оказалось много наемников — алжирцев, египтян, сирийцев, ливанцев…
— Погибших много было?
— Да вся Фалуджа была завалена трупами! Мы обыскали… ну, человек 500, наверное. Мы сносили их в огромное складское помещение, где сами и жили. Целый месяц жили с ними вместе. Никто не подумал о
