только показалось, ведь еще нужно знать, что такое может быть, вы же меня понимаете? – он посмотрел поочередно на меня, затем, на комиссара, и на Дэвида.
– Да, понимаю, – сказала я, – то есть, тебя, конечно, имело смысл опасаться, хотя можно было и рискнуть.
– Да, именно так. Все бы зависело от обстоятельств и от дальнейшего развития событий, если я правильно понял ход твоих мыслей, – улыбнулся Гретт.
– Теперь вопрос к вам, Моник, как часто в последние месяцы, до этого трагического случая, вы встречались, или общались как-то иначе с Джейн? – переключила я свое внимание на Моник Саммерс.
– До того дня, как она появилась в моей квартире в последний раз, я ее довольно давно не видела…
– Давно – это как? Ну, примерно, сколько времени, неделю, месяц, год? – попросила уточнить я.
– Понимаете, наши отношения вообще были какими-то взрывными, что ли. Не знаю, какое слово подобрать. Она могла не вспоминать обо мне несколько недель, даже месяцев, а потом вдруг заявиться в один прекрасный день, и месяц, два, три не прекращать постоянного общения со мной, словно ее жизнь без этих наших отношений просто невозможна.
– А как вы к ней относились? Вы любили ее? Ну, она вам хотя бы нравилась?
– Да я и сама сейчас все время пытаюсь это понять. В детстве я очень любила, когда Джейн привозили к нам погостить. С ней было так интересно. Она умела все превращать в сказку, но со мной она всегда держалась на правах старшей, всегда стремилась меня подчинить. Это трудно объяснить, но с возрастом, мое отношение к ней стало сложнее. Временами я ее даже боялась. В ней появилось, что-то жестокое. Впрочем, в тот день, когда я ее видела в последний раз, она была какой-то не такой, в ней была некая отрешенность, она была похожа на человека… – Моник задумалась, видимо, пытаясь подобрать наиболее точный образ, – на человека, который сжег все мосты. Мне теперь кажется, что она что-то предчувствовала. Хотя я понимаю, что сейчас нетрудно перепутать причину и следствие, – она грустно улыбнулась.
– По-моему, коллега, – обратился ко мне Катлер, – вы уже имеете полное представление о том, что произошло.
– Ну, еще нужно убедиться, что мое представление соответствует действительности, – усмехнулась я, – да и одного действующего лица нам явно не хватает.
– Я так понимаю, что ты имеешь в виду Тони Фатмера? – продемонстрировал проницательность Дэвид.
– Да, и я предлагаю тебе, если ты не устал еще от моего общества, съездить туда, где этого молодого человека должны неплохо знать, у нас ведь есть его анкетные данные? – обратилась я к комиссару.
– Конечно. – ответил он, – вы хотели бы встретиться с его семьей?
– Да, это было бы не лишним, хотя психологически это достаточно трудно. Впрочем, если ход моих мыслей все-таки ошибочен, где как не там я могла бы это понять.
– В таком случае, действительно поезжайте, тем более, что живут его отец и брат совсем недалеко в пригороде Сент-Ривера. Сразу за национальным парком есть небольшой живописный поселок, его называют…
– Волдвест, – догадалась я.
Тони Фатмер
– В Волдвест мы съездим, но, пожалуй, завтра. А пока неплохо бы позаботиться о безопасности Роберта и Моник, – подняла я вопрос, без решения которого не могла бы спокойно уехать домой.
– Вы правы, – согласился со мной комиссар. – Придется обратиться в отдел охраны свидетелей.
– Ну, что касается Моник, то да, – встрепенулся Гретт, – но я-то сам могу о себе позаботиться.
– Ох, уж эти мне герои, – усмехнулась я, – вот когда ты научишься пули на лету ловить…
Волдвест – действительно очень красивое место. А домик Фатмеров располагался еще и у небольшого, но удивительно чистого озерца, в прозрачной воде которого игриво суетились маленькие блестящие рыбки.
Мы предупредили о своем приезде, но неприятное напряжение не оставляло меня всю дорогу. Я понимала, что еду в этот дом не с доброй вестью. Но не могла и не поехать. Я хотела понять этого человека, да и не только его как отдельную личность, мне необходимо было объяснить себе суть явления, ибо я точно знаю, что у него, у этого явления, должны быть причины. Нам не дано изменить мир в целом, но чуть-чуть повлиять на расстановку сил в нем может каждый. А для этого мы должны понимать, как все это устроено, чем руководствуются люди вокруг нас, когда принимают свои решения, делают свой выбор, определяя тем самым и свою судьбу, и нашу.
Дверь нам открыл небольшого роста худощавый пожилой человек с совершенно белыми длинными волосами, стянутыми у самой шеи в пучок, при помощи простой черной резинки. Он молча пропустил нас в дом, жестом пригласил войти в одну из комнат.
Наверняка, это был кабинет. Вдоль стен, от потолка до пола, стеллажи с книгами под маленьким окошком узкая тахта, накрытая мягким теплым клетчатым пледом. Посредине большой письменный стол с удобным креслом с одной стороны и двумя стульями, старыми, с потертой кожаной обивкой, – с другой.
Хозяин кабинета занял кресло и предложил нам стулья. Все это молча, жестами.
Заговорил он приятным и каким-то удивительно молодым баритоном.
– Я не думаю, молодые люди, что наш с вами разговор будет длинным. Вы ведь сказали, что хотите поговорить со мной о моем старшем сыне.
Я кивнула в знак согласия.
– Уже пять лет я ничего не знаю о своем старшем сыне, и, представьте себе, ничего не хочу знать. О причинах таких отношений между нами я не собираюсь говорить, если меня не обяжет к этому судебное решение, – он вопросительно посмотрел сначала на Дэвида, потом на меня.
– Нет, мы не собираемся вмешиваться в сложное прошлое вашей семьи, – я постаралась это сказать, как можно, мягче, – но, возможно, вы сможете нам рассказать о том, каким был Тони раньше, например, когда он был еще школьником.
– Мне трудно понять, чем это может вам помочь в раскрытии преступления, вы ведь этим занимаетесь? – Я кивнула. – Но он был очень хорошим и послушным мальчиком. С ним не было хлопот, школу он окончил на отлично.
– Вы любили его? – вопрос буквально вырвался у меня, я смутилась и не ожидала ответа.
– Любил, – ответил он каким-то неожиданно глухим голосом, – но без взаимности.
Этот визит оставил в душе настольно тяжелое впечатление, что не хотелось обсуждать его результаты ни с кем. Мне казалось, что Дэвид понял меня, поэтому весь недолгий путь до моего дома мы ехали молча. Комиссару мы не позвонили. Да в этом и не было необходимости. Была договоренность о том, что завтра мы все встречаемся в его кабинете. Сейчас, в отрыве от моей основной версии, мне нечего было ему сказать.
Развязка
На следующий день в кабинете комиссара Катлера были не только те, кто проводил расследование, и не только знакомые нам участники событий.
В аэропорту при попытке улететь за границу с поддельным паспортом был задержан Энтони Фатмер. Похоже, он был к этому психологически готов, просто у него уже не было возможности скрываться, он был сильным игроком, поэтому правильно оценивал свои шансы.
Оказавшись в кабинете комиссара, Фатмер тоже вел себя спокойно. Он сразу потребовал адвоката. Поэтому на нашем импровизированном совещании присутствовал еще и Самуил Коен.
Итак, на сей раз, все было так, как обычно бывает в классическом детективе. Действующие лица собраны в одной комнате, а многоопытный сыщик преподает им урок логики. Конечно, изложить версию событий мог и Эрик Катлер, но он считал, что я раньше обо всем догадалась, а я не стала с ним спорить.
Мы решили не тратить время на допрос Фатмера. Этих допросов еще предстояло достаточно много. Мы не сомневались, что придется иметь дело с хитрым и хорошо подготовившимся противником, которого не так просто будет заставить говорить правду.
Мое изложение версии этих трагических событий было задумано не для того, кто знал о них больше меня.
