Он извлек из чемодана термос, отвинтил крышку и налил себе чашку чая. Потом, поставив термос на сиденье, он отхлебнул первый глоток.
И поглядел на свою спутницу напротив. Глаза у нее все еще были закрыты, и она испускала еле слышные вздохи. Джордж хотел было повторить свое предложение, но сумел вспомнить еще только один мотив — «Ханна, Ханна! Бьет с тобой чечетку вся саванна», — однако подобрать к нему подходящие слова казалось весьма трудным делом. Он съел булочку и обратил взор на знакомый пейзаж за окном.
Теперь мне следует указать, что, приближаясь к Ист-Уобсли, поезд проходит несколько стрелок, причем внезапная встряска бывает так сильна, что известны случаи, когда даже сильные мужчины расплескивали пиво. Джордж, поглощенный своими мыслями, позабыл про это и поставил термос всего в паре дюймов от края сиденья. И вот, когда вагон подпрыгнул на стрелке, термос подскочил, будто живое существо, хлопнулся об пол и взорвался.
Даже Джорджа ошеломил «ба-бах!», прозвучавший, как гром среди ясного неба. Булочка вырвалась из его пальцев и рассыпалась крошками. Он трижды стремительно моргнул. Сердце порывалось выскочить у него изо рта и расшатало передний зуб.
Однако на женщину напротив него неожиданные события произвели куда большее впечатление. С кратким пронзительным воплем она взвилась над своим сиденьем, будто вырвавшийся из кустов фазан, и, уцепившись за шнур ручного тормоза, упала на прежнее место. Как ни внушителен был ее первый подскок, теперь она превзошла прежний результат на несколько дюймов. Не знаю, каков в настоящее время рекорд для прыжков в высоту из положения сидя, но она, бесспорно, побила его на несколько дюймов, и, будь Джордж членом Олимпийского комитета, он без малейших колебаний тут же зачислил бы ее в национальную команду.
Как ни странно, хотя железнодорожные компании любезно предоставляют своим клиентам возможность за весьма умеренную плату в пять фунтов дернуть разок ручку тормоза, практически не отыщется пассажира, который дернул бы ее — или хотя бы присутствовал при таком дерганье. А потому общество в целом не осведомлено о том, что, собственно, происходит в подобных случаях.
Происходит, по словам Джорджа, вот что: во-первых, раздается ужасающий скрип тормозов. Затем поезд останавливается. И наконец, со всех сторон света к нему начинают стекаться любопытствующие.
Произошло все вышеописанное примерно в полутора милях от Ист-Уобсли, и вокруг, насколько хватал глаз, царило полное безлюдье. Мгновение назад видны были лишь улыбающиеся нивы и обширные луга, но теперь с востока, запада, севера и юга одна за другой появлялись бегущие фигуры. Нам следует помнить, что Джордж уже пребывал в несколько взвинченном состоянии, а потому его утверждения следует принимать с некоторой осторожностью, однако из его слов явствует, что посреди пустынного луга без единого кустика, где и мыши укрыться бы негде, внезапно возникло минимум двадцать семь селян, очевидно, выскочивших из-под земли.
На рельсах, за миг до того никем не занятых, теперь собралась такая густая толпа землекопов, что, по мнению Джорджа, было бы полной нелепицей утверждать, будто в Англии существует безработица: ведь тут явно присутствовали все до единого члены трудящихся классов страны. Сверх того из поезда, который в Ипплтоне выглядел совсем пустым, теперь валом валили пассажиры. Все вместе слагалось в массовую сцену, при виде которой Дэвид У. Гриффит завизжал бы от восторга. По словам Джорджа, происходящее напоминало День открытых дверей в Королевском автомобильном клубе. Однако, как я уже упоминал, не следует забывать о его взвинченном состоянии.
Трудно сказать, как в подобных обстоятельствах надлежит вести себя человеку с безупречными манерами. По моему мнению, самому невозмутимому светскому льву потребовалась бы вся полнота хладнокровия и выдержки, чтобы с честью выйти из такого щекотливого положения. Джордж, могу сказать сразу, тут же осознал, что ему это никак не по силам. Среди бури эмоций путеводной звездой замерцала одна-единственная мысль: разумнее всего будет удалиться с поля брани, причем незамедлительно. Глубоко вздохнув, он стремительно стартовал.
Мы, Муллинеры, в свое время все отличались в разных видах спорта. И в университете Джордж славился быстротой бега. А теперь он бежал так, как не бегал еще никогда в жизни. Впрочем, его утверждение, будто, проносясь через луг, он ясно увидел, как кролик завистливо посмотрел на него и безнадежно пожал плечами, не вызывает у меня особого доверия. Я уже указывал, что Джордж был несколько перевозбужден.
Тем не менее не подлежит сомнению, что бежал он великолепно. Чему способствовал тот факт, что после первых секунд ошеломления, обеспечивших ему некоторую фору, вся толпа устремилась следом за ним. И сквозь свистевший в ушах ветер он смутно различал позади себя голоса, дружески обсуждавшие, не линчевать ли его на месте. К тому же луг, через который он бежал, мгновение назад зеленый и безлюдный, теперь зачернел фигурами во главе с бородачом, размахивавшим вилами. Бросив быстрый взгляд через плечо на своих преследователей, Джордж резко метнулся вправо. Они вызвали у него сильную антипатию, особенно бородач с вилами. Тому, кто при этом не присутствовал, невозможно определить, сколько времени длилась погоня и какое расстояние покрыли ее участники. Мне хорошо известны окрестности Ист-Уобсли, и если утверждения Джорджа соответствуют действительности, то в восточном направлении он достиг Малого Уигмарша-на-Болоте, а в западном — так даже Хиглфорда-с-Уортлбери-под-Холмом, иными словами, он, бесспорно, пробежал изрядную дистанцию.
Однако необходимо учитывать, что человеку на бегу некогда подмечать мелкие детали, и, возможно, деревня Хиглфорд-с-Уортлбери-под-Холмом была вовсе не Хиглфорд-с-Уортлбери-под-Холмом, а совсем другим селением, довольно с ней схожим. Едва ли мне нужно пояснять, что я имею в виду Малый Снодсбери-в-Долине.
А потому более вероятно, что Джордж от Малого Уигмарша-на-Болоте рванул в сторону и добрался именно до Малого Снодсбери-в-Долине. Дистанция тем не менее весьма внушительная. А поскольку он помнит, что пробежал мимо свинарника фермера Хиггинса, миновал «Собаку и Селезня» в Пондлбери- Парве и пересек вброд ручей Уипл в месте впадения последнего в речку Уопл, мы с полным основанием можем предположить, что, куда бы он еще ни завернул, ноги ему удалось поразмять очень порядочно.
Но и самому приятному времяпровождению наступает конец, и когда закатное солнце позолотило шпиль увитой плющом церкви святого Вараввы Стойкого, в которой Джордж так часто сиживал в нежном возрасте, скрашивая скуку от проповеди выразительными гримасами в адрес мальчиков хора, случайный наблюдатель мог бы заметить, как по главной улице Ист-Уобсли с трудом передвигается непрезентабельная, увлажненная потом фигура, направляясь к уютному домику, который подрядчик нарек «Четсуортом», а сельские торговцы прозвали «Муллинеровским».
Это был Джордж на скорбном пути к родным пенатам.
Джордж Муллинер медленно приблизился к такой знакомой двери, проковылял в нее и рухнул в любимое кресло. Однако миг спустя более неотложная потребность возобладала над стремлением отдохнуть. С трудом поднявшись, пошатываясь, он побрел на кухню и налил себе живительного виски с содовой. Вновь наполнив стакан, он вернулся в гостиную и обнаружил, что он в ней не один. Стройная белокурая девушка, со вкусом одетая в сшитый по мерке костюм из твида, наклонялась над столиком, на котором он хранил свой «Словарь синонимов».
Она обернулась на звук его шагов и вздрогнула.
— Мистер Муллинер! Что с вами случилось? Ваша одежда превратилась в лохмотья, отрепья, рубище, рвань, а ваши волосы растрепаны, всклокочены, спутаны и свисают лохмами.
Джордж улыбнулся бледной улыбкой.
— Вы правы, — сказал он. — И более того, я нахожусь в состоянии крайнего утомления, усталости, упадка сил, изнеможения и прострации.
Девушка глядела на него с божественной жалостью в прелестных глазах.
— Я так вам сочувствую, — сказала она. — Так глубоко огорчена, удручена, сражена, уязвлена, сокрушена, опечалена, угнетена и расстроена.
Джордж взял ее руку в свои. Ее нежное участие принесло ему исцеление, которого он так долго
