книгу, в главу под названием «Психофизиологическая этика».
Сидя в поезде, я не переставал размышлять, что такое могло стрястись за время моего отсутствия. В голову мне так ничего и не пришло. Изби не был одним из тех загородных домов, где, как в романах о высшем свете, молоденьких девушек заманивали перекинуться в баккара и обчищали до нитки — я хочу сказать, до последней драгоценности. Когда я уезжал, общество там состояло из законопослушных граждан, таких, как я сам.
Кроме того, мой дядя не потерпел бы никаких фокусов. Он был довольно чопорным стариком, обожавшим спокойную жизнь, и в данный момент заканчивал писать историю своей семьи, или что-то в этом роде, над которой ему пришлось изрядно попотеть весь последний год. Он почти не выходил из библиотеки и вроде как изливал на бумаге свою душу, каясь в старых грехах. Поговаривали, что в молодости дядя Уиллоуби был гулякой и мотом. Если б вы посмотрели на него сейчас, то и представить себе этого не смогли бы.
Когда наконец я добрался до имения, Оукшот, дворецкий, сообщил мне, что Флоренс находится у себя в комнате и присматривает за служанкой, укладывающей вещи. По-видимому, соседи, жившие в двадцати милях от нас, устраивали вечером танцы, и моя невеста собиралась отправиться туда в компании дядюшкиных гостей и остаться там на день-другой. Оукшот сказал, что она велела сразу же сообщить ей о моем прибытии, поэтому я прошёл в курительную комнату и стал ждать. Флоренс появилась через несколько минут, и с первого взгляда стало ясно, что она чем-то крайне недовольна, даже раздражена. Глаза у неё, я бы сказал, были вытаращены, и, судя по всему, она кипела внутри.
— Дорогая! — воскликнул я и попытался исправить ей настроение добрым старым испытанным способом. но она выскользнула из моих рук, как угорь.
— Не смей!
— В чём дело?
— Во всём! Берти, помнишь, перед отъездом ты попросил меня быть полюбезней с твоим дядей?
Надеюсь, вы поняли мою мысль, — ведь в то время я более или менее зависел от своего дяди Уиллоуби и не очень-то мог жениться без его согласия. И хоть я знал, что он не станет возражать против моего брака с Флоренс, так как дружил с её отцом ещё в Оксфорде, мне не хотелось рисковать, поэтому я и обратился к ней с просьбой сделать все возможное, чтобы очаровать старика.
— Ты сказал, что больше всего он обрадуется, если я попрошу почитать мне главы из истории его семьи.
— Разве он не обрадовался?
— Он был счастлив. Твой дядя закончил рукопись вчера днём и читал мне её почти всю прошлую ночь. Ни разу в жизни я не испытывала такого потрясения. Эта книга возмутительна! Она отвратительна! Она ужасна!
— Но, разрази меня гром, не может быть, чтобы в нашей семье всё было настолько плохо!
— История семьи здесь не при чём! Твой дядя написал воспоминания! Он назвал их «Опыт долгой жизни»!
Я начал понимать, в чём здесь дело. Как я уже говорил, в юные годы дядя Уиллоуби любил погулять, и, наверное, ему было чем похвастаться, раз он решил поделиться с другими своим опытом.
— Если половина того, что он написал, правда, — продолжала Флоренс, — молодость твоего дяди была сплошным кошмаром! В первой же истории говорится, как его с моим отцом выкинули из мюзик-холла в 1887 году!
— За что?
— Я отказываюсь отвечать, за что!
Видимо, дел они натворили будьте-нате. Насколько я знал, в 1887 году людей из мюзик-холлов вообще не выкидывали.
— Твой дядя особо подчёркивает, что мой отец выпил полторы кварты шампанского, прежде чем они отправились веселиться. Вся книга состоит из подобного рода историй. Одна из них, о лорде Эмсуорте, просто неприлична.
— О лорде Эмсуорте? Это не тот, которого мы знаем? Из Бландингза?
— Он самый. Именно поэтому книга невыносима. В ней полно рассказов о людях, в настоящее время являющихся столпами общества, которые вели себя в восьмидесятые годы хуже пьяной матросни с китобойного судна! Твой дядя помнит отвратительные подробности о каждом, кому было тогда двадцать с небольшим лет. Приключение сэра Жервез-Жервеза в Рошервильских садах описывается в мельчайших деталях. Оказывается, сэр Стэнли… нет, я не могу тебе этого рассказать!
— Да ну, брось!
— Нет!
— Хорошо, хорошо, не волнуйся. И вообще я уверен, раз всё так плохо, как ты говоришь, ни один издатель этой книги не опубликует.
— Напротив. Твой дядя сказал, что у него существует окончательная договорённость с «Риггз и Беллинджер», и что он отправляет им рукопись бандеролью завтра днём. Они специализируются на литературе такого сорта. Недавно у них вышла книга леди Карнаби «Мемуары восьмидесятилетней женщины».
— Я их читал!
— В таком случае знай, что мемуары леди Карнаби не идут ни в какое сравнение с опытом твоего дяди! Надеюсь, теперь ты понимаешь, почему я в таком состоянии. Мой папа фигурирует чуть ли не в каждом рассказе! Я потрясена его ужасным поведением в молодости!
— Что ты предлагаешь?
— Бандероль необходимо перехватить прежде, чем она попадёт в издательство, и уничтожить!
Я посмотрел на неё с уважением. Она не потеряла присутствия духа и, по всей видимости, приготовилась к решительным действиям.
— Что ты собираешься предпринять?
— Что я собираюсь предпринять? Разве я не говорила тебе, что твой дядя отсылает рукопись завтра днем? Я уезжаю сегодня к Мургатройдам на танцы и вернусь только в понедельник. Этим делом займёшься ты. Именно поэтому я и послала тебе телеграмму.
— Что?!
Она бросила на меня странный взгляд.
— Ты хочешь сказать, что отказываешься мне помочь, Берти?
— Нет, но… послушай!
— Это очень просто.
— Но если я… то есть… конечно, всё, что в моих силах… но… видишь ли, я имею в виду…
— Ты говорил, что хочешь жениться на мне, Берти?
— Да, конечно, но…
В эту минуту она как две капли воды была похожа на своего отца.
— Я никогда не выйду за тебя замуж, если «Опыт долгой жизни» твоего дяди будет опубликован.
— Но Флоренс, старушка!
— Я не шучу. Можешь считать это испытанием, Берти. Если ты проявишь находчивость и мужество и сумеешь добиться успеха, я буду знать, что ты вовсе не такой вялый и беспомощный, каким тебя все считают. Если же ты меня подведёшь, я пойму, что твоя тётя Агата была права, когда называла тебя мягкотелым беспозвоночным и советовала мне ни в коем случае не выходить за тебя замуж. Похитить рукопись совсем несложно, Берти. От тебя требуется лишь немного решимости.
— А вдруг дядя меня застукает? Я глазом не успею моргнуть, как он лишит меня наследства.
— Ну, если деньги для тебя важнее, чем я…
— Нет, нет! Конечно, нет!
— Что ж, тогда решено. Пакет, естественно, будет лежать завтра утром на столе в холле вместе с письмами, которые Оукшот относит в деревню на почту. Тебе не составит большого труда забрать его и уничтожить. Твой дядя решит, что он потерялся во время пересылки.
Это показалось мне сомнительным.
— Разве у него нет второго экземпляра?
— «Опыт долгой жизни» не отпечатан на машинке. Твой дядя посылает рукописный текст.
— Но он может написать его заново.
— Как будто у него хватит сил!
— Но…
— Если ты не способен ни на что, кроме абсурдных возражений, Берти…
— Я только пытаюсь всё учесть.
— Не надо! Последний раз спрашиваю, сделаешь ты для меня это доброе дело или нет?!
Её слова подали мне блестящую мысль.
— Почему бы тебе не обратиться к Эдвину? Решить вопрос, так сказать, в семейном кругу. К тому же ты просто облагодетельствуешь ребёнка.
По— моему, я здорово придумал. Эдвин был её младшим братом, проводившим в Изби летние каникулы. Он сильно смахивал на хорька, и я терпеть его не мог. Строго придерживаясь фактов -раз уж мы заговорили о мемуарах и жизненном опыте, должен признаться, что именно этот чёртов Эдвин девять лет назад привёл своего отца в конюшню, где я курил сигару, чем доставил мне несколько незабываемых минут. Сейчас ему стукнуло четырнадцать, и он вступил в бой-скауты. Ребёнок он был старательный и очень серьёзно относился к своим обязанностям. Ему положено было делать определённое количество добрых дел в день, но он вечно отставал от графика и пытался догнать самого себя, рыская по всему имению и превращая жизнь и людей, и животных в сущий ад.
Флоренс, казалось, не пришла от моей идеи в восторг.
— Я никогда этого не сделаю, Берти. Меня удивляет, что ты не оценил доверия, которое я тебе оказала.
— Нет, что ты, конечно, оценил, но я имел в виду, что у Эдвина это получится куда лучше, чем у меня. Бой-скауты, знаешь ли, только тем и занимаются, что повсюду прячутся и чего-то выискивают. Они умеют заметать следы, лазать по деревьям, скрываться от погони и всякое такое.
— Берти, ты выполнишь или не выполнишь мою более чем пустяковую просьбу? Если нет, скажи прямо и давай покончим с этим фарсом. По крайней мере станет ясно, что я значу для тебя не больше, чем пустой звук.
— Дорогая моя старушка, я люблю тебя всей душой!
— В таком случае, ты выполнишь или не выполнишь…
— Ох, ну хорошо, — сказал я. — Хорошо! Хорошо! Хорошо!
И я пошёл к себе, чтобы тщательно всё обдумать. В коридоре мне повстречался Дживз.
— Прошу прощенья, сэр. Я всюду вас искал.
— В чём дело?
— Я должен поставить вас в известность, сэр, что кто-то почистил ваши коричневые ботинки чёрным гуталином.
— Что?! Кто? Зачем?
— Не могу знать, сэр.
— И ничего нельзя сделать?
— Ничего, сэр.
— Проклятье!
