Жара в Аномо

Вуд глянул на Хриплого, и тот, выждав минуту, тоже поплелся к выходу, потирая ушибленную челюсть. Бровн Ника Матье недоуменно и вопрошающе подня­лись, но Вуд лишь сверкнул зубами и покровительствен­но похлопал крепыша по спине.

—

Я нарочно не гоню к делу, прежде чем мы не закрепим дружбу как следует, сынок, — сказал Вуд.

—

Дружба — это хорошо, но неплохо бы и поесть за счет друга.

—

Можно и подкрепиться, прежде чем отправлю те­бя в пансион.

—

Валяйте, — усмехнулся Ник, — лишь бы комната в «Массауа» не оказалась с видом на решетку.

Повинуясь выразительному жесту господина, бармен принес целую бутылку «Белой лошади», содовую и гору снеди.

Ник понял, что странное свидание затянется. Он вдруг удивился собственному ощущению неловкости. Не то чтобы почувствовал себя не в своей тарелке, а просто не очень уверенно, чего давненько с ним не слу­чалось.

Его угнетало прилизанное, самодовольное, лениво жующее рыльце сидящего рядом плутократа. Не терпе­лось поскорее узнать суть загадочной сделки и бежать в обещанный комфорт лучшего в городе пансиона, по­грузиться в голубую прохладу ванны, послать всех к черту.

—

Не мешает жить? — вкрадчиво спросил Вуд. — Весьма рискованная картинка. Я бы не слишком вы­ставлял ее напоказ. В этой стране, по крайней мере.

—

Что? А... — Ник опустил глаза на свою правую руку с

давней

татуировкой. Две пальмы, верблюд меж­

ду

ними и подпись:

«Souvenir d'Afrigve»

*.

* «Память об Африке»

(франц.).

—

А утверждал, будто чураешься мокрых дел, — рассмеялся Вуд.

—

То была военная служба.

—

Неужели?

—

Почти служба. Слишком давно.

—

Похоже, тебе неприятно вспоминать эту службу.

—

Вы угадали, — сказал Матье.

—

В таком случае непонятно, зачем ты сохранил на руке эту замечательную картинку. При сегодняшней хи­мии от нее избавиться совсем несложно. Могу по­мочь.

—

Благодарю, не стоит беспокоиться, проживу и с ней.

—

Мне приходилось встречать ребят с такими кар­тинками. Отчаянные ребята. Надеюсь, ты из таких. — Вуд торжественно откупорил бутылку. — Какой легион? Мне как-то рассказывали о бравом капрале второго бе­лого батальона в Эль-Маццоне...

Ник Матье оборвал его, с силой шлепнув ладонью по столу.

,

4

На оживленной, залитой отсветами вечерних реклам площади тучная африканка с неимоверно затейливой, многоэтажной прической и в не менее затейливо раз­украшенном платье, плотно облегавшем ее фигуру, усердно запирала газетный киоск на два вызывающе новеньких висячих замка с таким благоговейным видом, будто это была не заурядная лавчонка, а златохра-нилище века. Покончив с замками, она подергала их, убеждаясь в надежности, по-хозяйски еще и еще раз осмотрела киоск, снова подергала замки и лишь после этого решилась уйти.

Поравнявшись со скамьей, где сидела миловидная девушка с репортерской сумкой на «молнии», демон­стративно отвернулась, поскольку приметила еще рань­ше, что девушка давно здесь сидит, с явным ожиданием поглядывая на нее.

Добрый вечер, мемсаб, — вежливо произнесла юная незнакомка, поднимаясь и направляясь к ней.

—

Ах, оставьте, — ворчливо отозвалась толстуха, не оборачиваясь. — Я тороплюсь. Догадываюсь, кто вы и что вам от меня нужно. Язык опух от разговоров, не стало покоя на работе. Я не даю интервью, не же­лаю. Все.

—

Прошу прощения, но я как раз по поводу вашей работы. Всего несколько вопросов. Пожалуйста. Я вас не задержу. Это очень важно.

—

Ах, по поводу работы, — женщина остановилась, повернулась с неуклюжим поклоном, — сожалею, но вы опоздали, киоск закрыт.

—

Да нет же, мне нужны именно вы. Как бы вам объяснить...

—

Говорите прямо, что вам от меня нужно?

—

Прежде всего хотела бы спросить, когда посту­пают утренние газеты.

Скорчив

недовольную

мину, толстуха оглядела не­сколько смущенную своей настойчивостью девчонку с ног до головы, сказала:

—

Так вы сыщик, а не репортер? То-то я смотрю, вы околачиваетесь на площади возле моего предприятия. Ваш блокнот собьет с толку кого угодно, только не меня.

—

Да нет... видите ли... откровенно говоря, я дей­ствительно