Сидящий напротив безукоризненно одетый красавец, судя по всему, не замечал выражения ее лица. Глаза Нилы метали молнии.
— Ваша поездка в Луна-Сити уже устроена, — ответил красавец, мужественно — на взгляд Нилы, слишком мужественно — улыбаясь.
— В Луна-Сити?! Позвольте вам напомнить, что, во-первых, мой контрольный пакет мне пока не принадлежит, а во-вторых, всех моих оставшихся акций не хватит, чтобы заплатить за такую поездку!
— Не волнуйтесь, — ответил красавец, не удостоив Нилу взглядом. — Поездка за счет GCI. Считайте ее премией за хорошую работу. А теперь прошу меня извинить — у меня много дел.
Нила на какое-то время застыла, но, быстро придя в себя, выпалила:
— Я не хочу в отпуск!
Ее выкрик наконец заставил собеседника Нилы вскинуть голову. Он отодвинул от себя какие-то документы и смерил ее пытливым взглядом.
— Вы так любите свою работу, что готовы отказаться от полностью оплаченного отпуска, от поездки на курорт, о котором все только мечтают?
Нила неуверенно поерзала на месте.
— Водопады, где сила тяжести в шесть раз меньше, чем на Земле, нанокрылья для полета над Галилеем?! Один секс стоит того, чтобы поехать. Поверьте, уж я-то знаю, о чем говорю.
— Дело не в работе вообще, — ответила Нила. — Дело в конкретном задании… в последней находке. Я не жду, что меня назначат ответственным реаниматором! Вы, скорее всего, пригласите Бронстейна или Джиллета. Но ведь другой такой возможности у меня не будет! Я должна участвовать в воскрешении!
— Вы в самом деле так любите свою работу?
— Да.
Красавец склонил голову к голодисплею и ввел какие-то команды. Через минуту он поднял голову:
— Возможно, я пожалею о своем решении, но я только что купил тысячу ваших акций.
— Зачем?! — вскинулась Нила.
— Прошу прощения… Большинство людей сочли бы мой поступок комплиментом.
— Ну а я не большинство. И собираюсь когда-нибудь выкупить пай, достаточный для приобретения контрольного пакета!
Красавец громко расхохотался:
— А, вот вы какая! Послушайте меня. Мои акции раз в пять дороже ваших, но я не стремлюсь к тому, чтобы стать мажоритарным акционером. Более того, зачем вообще стараться? Все, что вы получите, — какой-то дополнительный доход и массу головной боли. — Собеседник Нилы явно начал терять терпение. — Слушайте, вы едете в отпуск, хотите вы этого или нет! Все уже решено!
Нила стояла на своем:
— Я не хочу вам мешать и понимаю, что принадлежу GCI с потрохами, но все же я не понимаю, почему нельзя поехать в этот проклятый отпуск после того, как пациент будет воскрешен и интегрирован в общество!
На сей раз красавец встал из-за стола и посмотрел Ниле прямо в глаза. Сзади послышался шум — за ее спиной открылась дверь.
— Если хотите ждать еще пять лет, ждите, — презрительно бросил красавец. — Разговор окончен. До свидания!
— Пять лет?! Он в самом деле сказал «пять лет»?
Нила сидела в кабинете директора. Директора звали Мош Маккензи, он был первым начальником, который ей по-настоящему нравился. Правда, она сменила не очень много мест работы… И прежде всего Мош нравился Ниле потому, что она его не понимала. Мош владел своим контрольным пакетом, хотя его положение и было достойно похвалы, оно вовсе не являлось чем-то из ряда вон выдающимся. Правда, почти все владельцы своих контрольных пакетов, которых знала Нила, были самодовольными придурками. В отличие от Моша. Кроме Моша, она не знала другого человека, который добился бы высочайшего положения — а он входил в совет директоров GCI, — а потом добровольно вышел в отставку и перевелся в крошечный медицинский центр в глухомани. Многие считали, что Мош где-то совершил крупную ошибку, поднимаясь по карьерной лестнице, и его сослали в Колорадо в наказание. Нила подозревала, что дело в чем-то другом. Профессия обязывала ее хорошо разбираться в психологии. Мош производил впечатление опытного и знающего руководителя. С другой стороны, не похоже, чтобы он был недоволен своим теперешним положением. Более того, Нила видела, что Мош очень доволен собой и своим местом в жизни. Да, ему уже сто семьдесят пять, и он в любой миг может уйти на покой, но… вряд ли, не тот у него характер. Мош, крепкий мужчина среднего роста — около метра девяноста, — был вполне уверен в себе. Начав лысеть, он не впал в панику и не выкинул кучу кредитов на восстановление шевелюры. Хотя его лысая голова вначале шокировала Нилу, постепенно она привыкла и теперь не могла представить, чтобы Мош Маккензи выглядел как-то иначе.
— Мош, — сказала Нила, — может, с воскресантом возникли какие-то проблемы по медицинской части, о которых мне не сообщили?
— Раз уж ты заговорила об этом — нет.
— Нам известно, почему его заморозили? — спросила Нила.
Мош покосился на свой голодисплей.
— Здесь сказано, рак лимфы — предположительно поздняя стадия. В то время такое случалось.
— Трудно поверить, что когда-то от рака умирали. — Нила покачала головой. — Ведь это все равно что умирать от зубной боли!
— Не смейся, Нила, — ответил Мош. — Были времена, когда и от зубной боли тоже умирали.
— Мне просто любопытно… Сколько времени уйдет на то, чтобы его вылечить?
Директор снова посмотрел на дисплей:
— Если верить доктору Ван, шесть часов на лечение, двенадцать на воскрешение.
Нила задумалась.
— Тогда почему тот придурок из GCI брякнул про пять лет? То, что он сказал, не только противоречит конституции, но и неэтично! — Она помолчала. — И даже как-то по-варварски!
Мош запросил информацию о недавнем собеседнике Нилы.
— Твоего придурка из GCI зовут Гектор. Гектор Самбьянко. Советую быть с ним поосторожнее и не поворачиваться к нему спиной. Я таких, как он, повидал достаточно. Самбьянко похож на питбуля: если уж вцепится в глотку, его не оторвешь.
— Верно подмечено, — согласилась Нила. — Кстати, а сейчас он во что вцепился?
Мош снисходительно улыбнулся наивности своей подчиненной:
— Не «во что», а «в кого». В нашего только что найденного друга, дорогая моя. Он хочет его инкорпорировать и не хочет делиться, если ты понимаешь, на что я намекаю!
— Так вот в чем дело! — воскликнула прозревшая Нила. — Вот почему всех наших так срочно отправляют в отпуск за счет GCI? Мош, но я все равно не понимаю… Пять лет! Так долго мариновать пациента в режиме ожидания не имеет права никто, хоть даже сама GCI! Это противоречит конституции!
— Верно, — согласился Мош, откидываясь на спинку наисовременнейшего термокресла.
Оба прекрасно понимали, какая крупная ставка на кону. Речь идет о «праве возвращения». Все временно умершие имеют право на воскрешение, реанимацию. Люди дают согласие на криогенизацию, будучи свято уверенными в том, что их воскресят. Если же процесс можно затормозить из-за судебной тяжбы, по приказу GCI или на каком-то другом законном основании, человеку придется пребывать в подвешенном состоянии десятилетия, а то и века! Право возвращения приобрело статус закона почти сразу же после того, как воскрешение стало технически возможным. По этому закону воскресант имел право на немедленное воскрешение способом, не причиняющим вреда его здоровью и не создающим проблем ни ему, ни обществу в целом.
— Хорошо, Нила, — сказал Мош, сдвинув брови, — я тебя выслушал. Сейчас я кое-что проверю и вернусь к тебе.
