ручейники. Они справляли свой брачный полет.
Не трогали стрекозы и токующих мух сирфид. За ними, мастерами высшего пилотажа, гоняться даже стрекозам было бессмысленно. Не привлекали их внимания и многие другие насекомые. Они пролетали мимо них, не трогая. Вообще было видно, что хищницы охотились на добычу с выбором.
Нигде в этом ущелье не было столько стрекоз. Почему именно сюда слетались эти хищницы, чем им понравилось это место? И чтобы ответить на эти вопросы, я уселся на большой гранитный валун, нависший над самым ручьем и вынул из футляра полевой бинокль.
Ну, конечно, здесь, на темном фоне находящейся в тени горы, стрекозам легче было видеть свою добычу: весь воздух сверкал золотистыми точками. Не случайно все ретивые хищницы держались головой к тени и слегка навстречу ветру, чтобы использовать планирующую силу крыльев. Здесь с большого расстояния можно было разглядеть и выбрать по вкусу кого надо.
А еще почему? Больше я не находил объяснения.
Но вот сюда, в царство стрекоз, прилетела по бризу сверкающая на солнце пушинка одуванчика, плавно стала подниматься кверху и вскоре исчезла на фоне светлого неба, забравшись выше горы. Так вот еще почему стрекозы устроили своеобразную засаду на летающих по ущелью насекомых! Мало того, что добыча была вся на виду, на восходящих токах воздуха еще и легче летать. Вот какие расчетливые стрекозы!...
Стрекозы — умелые хищницы, отлично разбираются в пищевой ценности той или иной добычи.
...Я прилег в прохладной тени большого ясеня, и легкий ветер приносит то сухой горячий, как из раскаленной печи, воздух пустыни, то запах приятной влаги реки Чарын и старицы, заросшей тростником. А вокруг полыхает ослепительное солнце, такое яркое, что больно смотреть на сверкающие, будто из раскаленного металла, холмы.
Закрыв глаза, я прислушиваюсь. Птицы умолкли. Изредка прокукует кукушка. Низкими и тревожными голосами гудят слепни, неуемно и беспрестанно верещат цикады, иногда проносится на звонких крыльях какая-то крупная пчела, прогудит жук, поют муки, нудно ноет тонким голосом одинокий комар, трещат крыльями крупные стрекозы. И эта симфония звуков, такая мирная и милая, успокаивает, навевает покой, клонит ко сну. И вдруг еще звук — нежный звон тончайшей струны. Он то усиливается, то затихает, но не прекращается, беспрерывен, совсем близко, тут рядом, возможно, все время и вначале просто не доходил до сознания, а сейчас внезапно объявился. Не могу понять, откуда этот звук. В нем чудится что-то очень знакомое, понятное. Силясь вспомнить, я раскрываю глаза. Дремота исчезает.
Надо мной летают, совершая замысловатые зигзаги, большие зеленоватые стрекозы, проносится от дерева к дереву, сверкая на солнце отблеском металла, черно-синяя пчела-ксилокопа, над кустами терескена взметывается в воздух цикада, вблизи над ровной, лишенной растений площадкой гоняются друг за другом черные осы-амофиллы. Здесь у них брачный ток, здесь хозяева — самцы, а самки — редкие гостьи. И... наконец увидел. Высоко над землей, у кончика ветки дерева вьются мириады крошечных точек, по всей вероятности, ветвистоусые комарики. Они то сбиваются в комочек и становятся совсем темным облачком, то растягиваются широкой лентой, слегка падают вниз и опять взметываются вверх. Солнечный луч, иногда прорываясь сквозь листву, падает на рой, и вместо темных точек загораются яркие искорки- блестки. Это от него, от этого скопления идет непрестанный тонкий звон, нежная песня крохотных крыльев. В брачное скопление самцов должны влетать самки. Жизнь комариков коротка, и брачная пляска каждого продолжается лишь один-два дня.
Возле роя самцов все время крутятся неутомимые стрекозы, описывая круги, делая лихие повороты и замысловатые петли. Неужели охотятся на комариков? Нет, крохотные комарики не нужны крупным хищницам, ни одна стрекоза не влетает в рой, не нарушает его строя, не прерывает нежной песенки, и вместе с тем он чем-то их привлекает. Стрекозы не покидают роя ни на минуту, вертятся возле него, почти рядом, отлетая лишь на мгновение в сторону. Рой — будто центр боевых полетов этих воздушных пиратов.
Непонятно ведут себя стрекозы. Я вижу в этом одну из бесчисленных загадок поведения моих шестиногих приятелей. Но вот зарождается объяснение. Нужно скорее вооружиться биноклем и, соблюдая терпение, много раз проверить, чтобы окончательно убедиться.
В бинокле весь мир сосредоточен на маленьком кусочке неба. Все остальное отключено и как бы перестает существовать. Да, я вижу маленьких ветвистоусых комариков, несмотря на буйную пляску каждого пилота различаю их пышные усы, вижу и большеглазых хищниц-стрекоз. Им не нужны нежные мелкие комарики, они жадно хватают кого-то покрупнее, направляющегося к рою, без пышных усов. Сомнений нет! Разборчивые гурманы охотятся только на самок ветвистоусых комариков, привлекаемых песней самцов. Только они, крупные и мясистые, их лакомая добыча. Быть может, коварные хищницы не трогают роя, чтобы не рассеять это хрупкое сборище музыкантов. Как бы то ни было, рой неприкосновенен, он служит приманкой, а возле него обильное пропитание. И эта охота стрекоз, и песни самцов- неудачников, видимо, — один из актов давней трагедии, разыгрывающейся из года в год много столетий.
Спадает жара. Ветер чаще приносит желанную прохладу от реки и рощи, а знойный раскаленный воздух пустыни постепенно отступает. Смолкают цикады. Неуверенно защелкал соловей, прокричал фазан. Пора трогаться в путь. В последний раз я прислушиваюсь к тонкому звону ветвистоусых комариков, и мне чудится в нем жалобная песня обманутых неудачников, бездумно влекущих на верную гибель своих подруг...
Муравьи осиливают свою добычу сообща, нападая на нее скопом. Некоторые из них при этом используют ядовитый аппарат с жалом. Другие, лишенные жала, такие как рыжий лесной муравей, ранят добычу челюстями и на это место изливают муравьиную кислоту. На месте ранения она быстро всасывается телом жертвы. В борьбу с добычей, особенно крупной, вступают самые большие члены колонии муравьев с сильно развитыми челюстями. Их так и называют — солдаты.
Осы, как общественные, так и одиночные, свою добычу прокалывают жалом и отравляют капелькой яда. Многие из них достигли высокого искусства в этом деле и парализуют добычу, точно поражая жалом только нервные узлы.
У некоторый ос-парализаторов добыча так велика, что доставить ее в заготовленные норки трудно, приходится прибегать к некоторым приемам. Так, оса Сфекс специозус, обитающая в Северной Америке, парализовав свою добычу, крупную цикаду, обязательно затаскивает ее на дерево и уже оттуда начинает свой полет со столь тяжелым грузом. Так же поступает оса Опорус интерруктес, охотящаяся на пауков.
Крошечные черные помпиллы, парализующие бродячих пауков, гоняются за своей добычей, которая со всех ног удирает от своего преследователя. Оса быстрее паука, но тот ловко сбивает ее, делая резкие повороты из стороны в сторону. Оса Ларикс нигра, добывающая сверчков, в первую очередь парализует задние ноги добычи. Без них сверчок совсем беспомощен.
Многие осы-парализаторы достигли необыкновенного совершенства в поисках своей исконной и раз избранной для своего вида добычи. Знаменитый французский натуралист-энтомолог популяризатор Ж. А. Фабр пишет, как из трех норок ос Церцерис дюфура он добыл около трех десятков златок, которых очень трудно разыскивать в природе. «В саду было около двадцати гнезд осы Церцерис, — пишет Фабр, — в них находилось большое число зарытых златок, а между тем здесь ос почти нельзя было видеть. “Что же делается, — думал я, — в тех местах, где мне удавалось за какие-нибудь полчаса налавливать до шестидесяти ос Церцерис, гнезда которых были снабжены дичью не менее роскошно, чем эти. Без сомнения, там были зарыты целые тысячи златок, а я, который более тридцати лет изучал насекомых нашей местности, я не мог за это время найти ни одного жучка”».
Иногда, использовав жало, осы-парализаторы еще мнут челюстями тело добычи в местах, где расположены нервные сплетения, управляющие движениями. Способность ос-парализаторов находить свою добычу поразительна. Когда ее мало, оса маскируется и малозаметна. Видимо, в поисках своей исконной добычи осы-парализаторы, обладая чувствительнейшим специальным аппаратом, используют какие-то особенные индикаторы, излучаемые добычей.
Так же загадочны способы поисков хозяина многими, особенно мелкими, насекомыми-паразитоидами. Они, видимо, самые различные, а иногда просты. Доказано, например, что браконид Кардиохилес нигриценс разыскивает свою добычу, гусеницу совки Гелиотис виресценс, по следу слюны, оставляемой ею на растении. Слюна близкого вида — гусеницы бабочки этого браконида — уже не привлекает.
