родственников чуть ли не целый день проговорила, а потом спрашиваю, не надоело ли ей слушать. Она говорит: «Продолжай, продолжай. Мне никогда не надоедает слушать вас. Мне это очень интересно».
— Да нет же, — сказал Петрикэ. — Я на тебя вовсе не сержусь. Скорее, на самого себя за то, что не набрался смелости сразу рассказать Владу.
Петрикэ включил фонарик. Полоса света задержалась на двери адмиралтейства, потом пустилась вскачь по пляжу, к самому рейду, там тронула башенку подводной лодки, паруса корабля и красный флажок теплохода.
— Всё в порядке! — сказал Петрикэ и погасил фонарь.
Нику уже давно утихомирился, но это вовсе не означало, что он отказался от своего намерения. В самом начале, когда он очутился здесь, Нику заметил стоявшие в углу лопаты. Их натаскали из дому ребята, ещё когда рыли бассейн. Ломая голову над тем, как освободиться из плена, Нику всё чаще подумывал об этих лопатах, тем более что пол тут был земляной. Нику поделился своими мыслями с Илиуцэ:
— Что, если мы сделаем подкоп под стену и выберемся?.. Лопаты вон есть.
Илиуцэ понравилась эта идея.
— Давай начнём копать! Мне надоело сидеть тут взаперти… Я есть хочу! Только как нам потом на улицу попасть? Ты думаешь, нас не охраняют?
— Я и не собираюсь идти на улицу. Пока не поломаю хоть несколько судов, не успокоюсь. Я при Санду заявил это, и своё слово я не нарушу. Слово есть слово. Умру, но не отступлюсь!
— Тогда я отказываюсь бежать отсюда и не стану помогать тебе копать, — сказал Илиуцэ.
— Нет, поможешь!
— Нет, не помогу! И ничего ты со мной не сделаешь! Разве что побьёшь. Ну, так я уж привык- распривык к твоим оплеухам, щелчкам и подзатыльникам…
Нику закусил губу и сдержанно сказал:
— Я больше не стану тебя бить, Илиуцэ. А копать один буду. Своё слово я всё равно сдержу!
Был один из тех вечеров, которые обычно называют сказочными…
— Видишь звёзды? Они тоже словно на страже, — сказал Петрикэ. — Когда я был на самом деле «меньшим», мама рассказывала мне сказку… Будто звёзды попали на небо, знаешь, как?
— Нет!
— Однажды ночью они вылетели из трубы папиного паровоза, поднимались, поднимались до самого неба и там зажглись.
— А ты верил? — спросила Нина.
— Верил… Я тогда был маленький. Отец уезжал в ночные рейсы, и я очень скучал по нему. Мама говорила, что отец превратил искры в звёзды для того, чтобы дети — мы, значит, — глядя на них, вспоминали отца… А мы и так, и без звёзд, о нём не забывали.
— А мне в детстве мама тоже рассказывала про звёзды… Я была неугомонная, и, когда не хотела уснуть, мать подводила меня к окну, показывала на звёзды и говорила: «Видишь, как они мигают? Это они плачут, обижаются, что ты не спишь».
— И ты верила?
— Тогда верила, но теперь я знаю правду.
— Вон что! Почему же звёзды мигают?
Нина засмеялась:
— Да они не мигают. Это нам так кажется. Прежде чем дойти до нас, лучи света отдалённой звезды проходят через воздушную атмосферу, а она никогда не бывает совершенно спокойной. Дует ветер, встречаются воздушные течения… Нам и кажется, что звёзды мигают.
— А ведь верно! — удивился Петрикэ.
— Правда, правда! Дедушка говорил мне, что те, кто по звёздам могут предсказывать, будет дождь или нет, — люди просвещенные, с опытом… — Нина засмеялась. — Я хоть и не просвещённая и опыта у меня нет, а всё же могу предсказать…
— Каким образом?
— Очень просто. Перед дождём воздух всегда очень влажный, и поэтому нам кажется, что звёзды мигают сильнее… Вот когда я вижу, что они мигают сильнее, я говорю: будет дождь. Правда, просто?
Медленно текло время, точно решило продлить этот вечер. Было около десяти часов; Петрикэ уже неоднократно справлялся у Нику, не одумался ли он. Но Нику заладил одно: «Я пообещал и своё слово сдержу».
Вдруг со стороны зарослей послышался шорох, как будто кто-то пробирался сквозь тростник и рогоз, раздвигая их руками и ступая по засохшим, поникшим стеблям. Потом снова стало тихо.
Петрикэ только приготовился зажечь фонарь, как шорох опять повторился. Топ навострил уши и зарычал.
— Слышишь? — шёпотом спросил Петрикэ.
— Да. Что бы это могло быть? — Для бодрости Нина добавила: — А может, это нам показалось?
Оба напрягли слух. Шум становился всё явственнее. В зарослях действительно кто-то был.
Потом раздался голос:
— Сюда…
Нина прижалась к Петрикэ. Другой голос отозвался:
— Пока рано. Может быть, где-нибудь ещё заседают. Попозже…
Снова тишина. Нина шепнула Петрикэ:
— Зажигай фонарь.
— Нет. Подождём.
…В это время в адмиралтействе Нику, обливаясь потом, лихорадочно орудовал лопатой, стараясь при этом не производить шума.
— Если бы ты помог мне, мы бы теперь уже были на свободе, — сказал он, не отрываясь от своего занятия.
— Нет, — упорствовал Илиуцэ, — я даже и не притронусь к лопате. С радостью бы поработал, но раз ты решил ломать корабли, не помогу. Есть я уже расхотел, сон тоже прошёл, так что я останусь здесь. — И он посмотрел на дверь, рассчитывая, что вот-вот блеснёт полоска света. Но её не было.
Шорох в зарослях прекратился. Теперь до слуха Нины и Петрикэ долетали обрывки фраз:
— Подвода должна подъехать… Смотри не бросай доски, тогда несдобровать… Хынку нам даст по одной доске. Он ещё днём их приготовил тут поблизости…
Петрикэ и Нина поняли, в чём дело. Они сидели не шевелясь, затаив дыхание.
Но Топ всё время глухо рычал, и Петрикэ, опасаясь, как бы собака не залаяла, обхватил ей морду обеими руками.
— Что с ним делать? — возбуждённо прошептал он. — Нужно бы завязать ему морду. И зачем только Санду оставил нам его?
— У меня ничего такого нет, чем бы завязать…
— А рогаткой?
— Да я её давеча на берегу оставила.
— Ну хоть поясок какой-нибудь.
— Нет, ничего нет.
А Топ рычал всё более угрожающе, готовый вот-вот разразиться неистовым лаем.
— Всё же надо непременно найти что-нибудь! — сказал Петрикэ. — Во что бы то ни стало, иначе Топ нас выдаст…
— Но пойми же, что нет у меня ничего! — чуть не плача, сказала Нина.
— Ладно, я придумал! — Зажав коленями морду Топа, Петрикэ начал торопливо развязывать пионерский галстук.
— Что ты делаешь? — почти крикнула Нина. — Неужели галстуком? Галстуком свяжешь?
— Да… — с волнением сказал Петрикэ. — Я знаю, что он опять может порваться… Но за это Влад уже не поругает. Он сам же тебе говорил: почётным может быть и рваный, запачканный галстук, если он запачкан и порван в борьбе… — И, держа Топа, который рычал и вырывался, Петрикэ обмотал ему морду
