Дом странных детей

Я медленно обходил прожектор, сжимая пистолет и лихорадочно гадая, заряжен ли он. Постепенно в поле моего зрения возникла обратная сторона башни.

Я увидел Голана. Он сидел, низко опустив голову и прижавшись спиной к ограждению, а клетку держал между коленями. У него была рассечена переносица — по лицу, как багровые слезы, струилась кровь.

На прутьях клетки был закреплен красный огонек, мигавший с интервалом в несколько секунд.

Я сделал еще один шаг, а он поднял голову и посмотрел на меня. Его лицо было выпачкано кровью, сосуды в одном из белых глаз полопались, а в уголках рта выступила слюна.

Он, пошатываясь, поднялся — клетка в руке.

— Поставь клетку.

Он наклонился, сделав вид, что подчиняется приказу, но неожиданно дернулся в сторону и попытался убежать. Я вскрикнул и бросился в погоню, но как только он исчез за прожектором, я увидел вспышку, и Голан с воем ринулся обратно ко мне. Свободной рукой он прикрывал лицо, а его волосы дымились.

— Стоять! — завопил я, и он понял, что бежать ему уже некуда.

Он поднял клетку, свою последнюю надежду на спасение, и злобно ее тряхнул. Птицы закричали, пытаясь клюнуть его сквозь толстые прутья.

— Вы этого хотите?! — кричал Голан. — Ну, давайте, сожгите меня. Птицы тоже сгорят! Выстрелите в меня — и я брошу их вниз!

— Не успеешь, если я выстрелю тебе в голову.

Он захохотал.

— Да ты при всем желании не способен выстрелить из пистолета. Не забывай, что я очень близко знаком с твоей несчастной хрупкой психикой. Тебе до конца жизни будут сниться кошмары.

Я попытался представить себе, как это будет. Вот я сгибаю палец на спусковом крючке, нажимаю… Выстрел, отдача. Что в этом трудного? Почему моя рука дрожит при одной только мысли об этом? Сколько тварей убил мой дед? Десятки? Сотни? Если бы он стоял сейчас здесь, на моем месте, Голан был бы уже мертв. Он распластался бы на бетонном полу там, где сидел, не успев встать. Дед бы такого момента не упустил. А от меня эта возможность уже ускользнула. Каждая секунда моей чертовой нерешительности может стоить имбринам жизни.

Качнулась лампа маяка, мощным светом выхватывая из мрака наши сверкающие силуэты. Голан поморщился и отвернулся. Еще один упущенный шанс, — подумал я.

— Поставь клетку и пойдем с нами, — скомандовал я. — Мы не хотим никого убивать.

— Ну, не знаю, — протянула Эмма. — Если Миллард не выживет, я за себя не ручаюсь.

— Вы хотите меня убить? — спросил Голан. — Давайте, прикончите меня. Но тем самым вы только оттянете неизбежное. Я уже не говорю о том, что вы сделаете хуже только самим себе. Теперь мы знаем, как вас найти. Вместо меня придут другие. Смею вас заверить, на фоне их разгула то, что я сделал с вашим другом, покажется вам благотворительностью.

— Прикончить тебя, говоришь? — прошипела Эмма. Огненный шар засветился ярче, выбросив в ночное небо фонтан искр. — Кто сказал, что это будет быстро?

— Я предупредил вас — я их убью, — повторил Голан, прижимая клетку к груди.

Эмма шагнула к нему.

— Мне восемьдесят восемь лет, — тихо произнесла она. — Как ты думаешь, я в состоянии обойтись без нянек? — На ее лице застыла непроницаемая маска. — Я и передать тебе не могу, как давно мы мечтаем выбраться из-под крыла этой женщины. Клянусь тебе, ты окажешь нам услугу.

Голан растерянно завертел головой, глядя то на меня, то на Эмму и пытаясь понять: она это всерьез? На мгновение он по-настоящему испугался, но потом взял себя в руки.

— Врешь, засранка!

Эмма потерла ладони и медленно развела их в стороны. В воздухе между ними задрожала огненная петля.

— Давай докажу.

Я не знал, на что готова Эмма, но понял, что должен вмешаться, пока птицы не вспыхнули ярким пламенем или не полетели вместе с клеткой в море.

— Скажи нам, для чего тебе понадобились имбрины, и, может, она тебя пощадит, — предложил я Голану.

— Мы всего лишь хотим завершить начатое, — сообщил нам Голан. — Это всегда было нашей единственной целью.

— Ты имеешь в виду ваш эксперимент, — мрачно отозвалась Эмма. — Однажды вы его уже поставили. И посмотри на последствия. Вы сами себя обратили в чудовищ!

— Да, — согласился он. — Но жизнь была бы скучна и лишена интриги, если бы все всегда получалось с первой попытки. — Он улыбнулся. — На этот раз мы привлечем к делу способности лучших в мире манипуляторов временем. Таких, как эти леди. На этот раз мы застрахованы от неудачи. У нас было целых сто лет на то, чтобы разобраться, что же пошло не так. Выходит, что нам нужна была более мощная реакция!

— В прошлый раз реакция была слабой? — изумился я. — Да вы взорвали пол-Сибири!

— Если и проигрывать, — помпезно воскликнул он, — так красиво!

Я вспомнил пророческий сон Горация о тучах пепла и обугленной земле. Только теперь я понял, что ему показали. Если усилия тварей и пустот снова окажутся тщетны, на этот раз они уничтожат куда больше, чем пятьсот миль безлюдной тайги. А в случае успеха они превратятся в бессмертных полубогов. Это то, о чем они всегда мечтали… Я содрогнулся, представив себе жизнь под их властью. Это будет настоящий ад.

Прожектор снова обернулся к нам, ослепив Голана во второй раз. Я внутренне собрался, готовясь броситься на него, но удобный момент миновал слишком быстро.

— Это бесполезно, — заявила Эмма. — Можете похитить всех до единой имбрин. Они все равно не станут вам помогать.

— Станут. Иначе мы их убьем. Медленно. Одну за другой. А если это на них не подействует, мы начнем убивать вас, а их заставим смотреть.

— Ты безумец, — произнес я.

Птицы запаниковали и начали кричать.

— Нет! — перекрикивая их, заорал Голан. — Настоящее безумие заключается в том, что вы, странные люди, прячетесь от мира, в то время как могли бы им управлять. Вы уступаете смерти, хотя могли бы ее победить. Вы позволили этому генетическому мусору человеческой расы загнать вас в подполье, хотя могли бы обратить их в своих рабов, заставив занять единственно подходящее для них место. — Каждое свое предложение он сопровождал мощным встряхиванием клетки. — Вот в чем заключается истинное безумие!

— Прекрати это! — закричала Эмма.

— Ага, значит, на самом деле они тебе не безразличны! — Он тряхнул клетку еще сильнее. Внезапно красный огонек на ее прутьях засветился гораздо ярче, и Голан обернулся, обводя взглядом ночное море. Потом он снова посмотрел на Эмму. — Они тебе нужны? Забирай!

Он размахнулся и качнул клетку прямо ей в лицо.

Эмма вскрикнула и пригнулась. Подобно метателю диска, Голан развивал свое движение, пока клетка не пролетела у нее над головой, и только после этого разжал пальцы. Птичья тюрьма перелетела через перила и, кувыркаясь в пространстве, исчезла в ночи.

Я выругался, а Эмма с криком бросилась к перилам, хватая руками воздух и с отчаянием глядя вслед падающей в море клетке. Голан воспользовался моей растерянностью и сбил меня с ног, нанеся удар кулаком в живот, а потом в челюсть.

У меня все поплыло перед глазами, дыхание остановилось. Он схватился за пистолет, но я вцепился в оружие из последних сил, пытаясь не выпустить его из пальцев. Он так отчаянно пытался его заполучить, что теперь мне стало ясно — пистолет заряжен. Я бы швырнул его в море, но Голан уже почти отнял его, и я не имел права разжимать пальцы.