кормиться. Там же столовых нету!
— Сомерсет Моэм говорил, что воображение пишущего человека — это такая наковальня, пропустив через которую собственное сердце, писатель не узнает его. А что же происходит с языком произведения? Слышал, как некоторые Ваши читатели жалуются на слишком большое количество диалектов в Ваших книгах.
— Я это не делаю сознательно. В данном случае — естественная потребность говорить так, а не иначе, как я разговариваю сейчас. Присутствие так называемых «диалектизмов» — мое естество. Что, я их где-то наслушался, записывал, потом рассовывал в тексты? Я же вам говорил, что и записных-то книжек не веду. Ленив. Кстати, не знаю, для кого этих «диалектизмов» много, а для кого их мало. Однажды получил письмо моего земляка, которое заканчивалось так: «Пиши как писал. Мы в Сибире все понимам!..» (Смеется.) И еще приписка: «Не сдавайся!»
— Что доставляет Вам удовольствие: сам творческий процесс или законченное произведение? А может, и то и другое?
— Всякий раз по-разному. И каждый раз испытываешь чувство первосотворения. «Пастуха и пастушку» я много лет рассказывал целиком, от начала до конца. Я знал из нее фразы, которые так и остались в этой вещи: «Такое легкое ранение, а он умер…», «Почему ты лежишь один посреди России?» Они жили во мне, определяли тональность повести. Друзья говорили; «Садись и пиши — тебе ведь только и надо-то — записать!» А у меня «на сборы» ушло 14 лет. Когда я принялся за «Царь-рыбу», у меня о ней не было четкого представления. Просто водил рукой. И все.
Очень быстро пишу только черновики. Доставляет ни с чем не сравнимую радость заменять слова и в первой, и во второй, и в третьей редакциях… Поэтому очень боюсь версток, где не могу много править, приучен районной газеткой «жалеть» набранный текст, но в рукописи правлю много. Только «Кража» осталась непереписанной, однако до публикации перепечатывалась на машинке четырнадцать раз. «Пастух и пастушка», уже опубликованная, переделывалась четыре раза. Даже не знаю, чем и как это объяснить? Возможно, за то время, пока напечатается вещь, а проходит это у нас долго, происходит и заполнение тебя самого. Вещь еще «не остыла», а время делает свое дело.
— Считаете ли Вы себя счастливым человеком?
— Вопрос, в общем-то, сложный и простой. Счастлив бываю, когда работаю. Когда оглядываюсь на прошедший день и вижу, что он прожит с пользой. И еще придерживаюсь правила, вычитанного в одном из рассказов любимого мною Тургенева: «Счастье — оно, как здоровье, если о нем не говорят, значит, оно есть». Прекрасно сказано, не правда ли?
Примечания
1
Недавно Елена Алексеевна Тяпкина умерла.
