— Драко такой опытный, раскованный, — он поднял на Северуса взволнованный взгляд: — А я — трус…
— Ты не трус, и ты это знаешь. Не сравнивай себя ни с кем и никогда. Если ты думаешь, что я приглашаю тебя играть в какую-то игру, правил которой ты не знаешь, то, уверяю, это не так. А именно то, чего ты боишься, совсем не обязательно делать. Пусть будет только то, чего ты сам захочешь.
— Ты это серьезно? — удивленно спросил Гарри.
— Можешь сам придумать правила. Что хочешь, то и делай, — прошептал ему на ухо Северус.
— А если тебе не понравятся мои правила? — лукаво спросил Гарри, прижимаясь к профессору еще крепче и уже чувствуя бедрами твердое опровержение своих слов.
— Это следует проверить, — пробормотал Северус.
Они спустились в каюту. Гарри повис на шее у профессора и прошептал:
— Северус, а можно мне сделать то… о чем я мечтал… давным-давно? Еще до турнира.
Вместо ответа Снейп осторожно снял его очки и покрыл лицо поцелуями.
— Тебе все можно, — сказал, наконец, он, раздумывая, о чем таком мечтал Поттер давным-давно.
Вопросительно глядя в черные затуманенные желанием глаза Северуса, Гарри медленно опустился на колени. Его пальцы коснулись пряжки на ремне профессорских брюк. Черные глаза Снейпа распахнулись в изумлении.
«До турнира! Сколько времени упущено», — мелькнула и погасла последняя мысль в сознании профессора.
Через полчаса Гарри извивался на постели, как уж.
— Умоляю, сделай это! — стонал он. Ему казалось, в его теле нет ни одной клеточки, которая не просит о помиловании. Три пальца — это ничтожно мало, осознал он, и желание сжигало его огнем, лишая воли и отнимая остатки контроля.
— Кто-то боится, — коварно напомнил Снейп, поглаживая подушечками пальцев что-то такое внутри тела юноши, от чего его возбуждение стало буквально непереносимым.
— Не-е-ет! — выкрикнул Гарри. В эту секунду он не побоялся бы и вторжения коня.
Сострадание было не особенно свойственно Северусу Снейпу, но на этот раз его сердце дрогнуло.
Милосердие вошло в тело юноши плавно и нежно, и хотя надолго его не хватило, Гарри, захлебываясь криком долгожданного наслаждения, впервые в жизни по-настоящему понял, как велика награда за смелость.
*****
Глава 33. Магия Любви
Так роскошно Большой зал не украшали, пожалуй, со времен Основателей. Пространство трапезной пришлось магически расширить, чтобы вместить всех предполагаемых гостей. Под сводами зала всеми цветами радуги сияли свечи, они пребывали в плавном движении, составляя новые и новые узоры. Казалось, потолок превратился в фантастический радужный калейдоскоп. В центре зала, сотканная из света крохотных красных огоньков, горела цифра сто двенадцать: возраст расцвета сил волшебника Аберфорта.
— Почему это мы должны убрать знамена факультетов? — сердито спросил Альбус Дамблдор. — Мало того, что на праздник приглашен Риддл со своей сворой, так еще и это!
— Гэндальф не разделяет волшебников ни по убеждениям, ни по полу, ни по возрасту, а уж тем более по такой чепухе, как принадлежность к факультету, — сказал Аберфорт, наполняя серебристым свечением маленькие букеты одуванчиков.
— Хочешь сказать, студенты будут обедать рядом с преподавателями? — почесал бороду Альбус. — И гнусные Упивающиеся усядутся рядом с членами Ордена Феникса, как волки с ягнятами?
— Именно так, — спокойно сказал Аберфорт, любовно расставляя одуванчики в стеклянные вазы в виде медуз.
— Тогда я сяду с Томом, — сказал Альбус. — Слава Мерлину, я ему вроде бы ничего уже не должен.
— Да на здоровье. Жаль, что Великое Перемирие прекратится, как только Гэндальф вернется в Валинор.
— Надеюсь, он тут не задержится. Перемирие — не что иное, как самообман.
— Ты не прав, Альбус. Перемирие дает волшебному миру ощутить свое единство. Борьба Тьма и Света была, есть, и будет, но, так или иначе, мы живем на одной земле. Гэндальф приходит, чтобы напомнить нам об этом.
— Куда всунуть эти розы? — спросил Гриндевальд, прижимая к животу ворох крупных роз и оглядываясь в поисках вазы.
— Себе в зад, — буркнул Альбус.
Геллерт задумчиво потрогал пальцем трехдюймовый шип.
*****
Никто еще не видел знаменитого волшебника, но его магия уже заполнила Хогвартс. Казалось, сам замок ожил: лестницы издавали звуки, похожие на игру гармоней, портреты невесть каким образом покинули свои рамы и собрались на стенах Большого зала, скользя по украшенным цветами и лентами стенам, свечи перемигивались и даже хихикали, чего за ними раньше не водилось. На самым необычным было то, что никому не хотелось ссориться.
