И пошутил, подойдя к столу и с развязным любопытством наклонясь над животным:
— Не плюшевая?
Внезапно обезьяна заорала так пронзительно, что любопытствующий вздрогнул и отшатнулся.
— Она что, психованная?
Обезьяна и в самом деле отчего-то очень расстроилась: прыгнула на руки к человеку, который держал ее поводок, и о котором мы уже знаем, что его зовут Арнольдом Андреевичем Цаплиным, и оттуда продолжала орать, озираясь и скаля зубы.
— Что это она? — повторил 'мобильник', неприятно задетый таким поведением тупого животного.
— Очевидно, рефлекс профессора Инге-Вечтомова, — сказал ученый.
— Как это?
— Этой барышне привита чувствительность к чужим эмоциям, — объяснил Цаплин, поглаживая обезьяну по спине, отчего та понемногу начала успокаиваться. — Так называемые генетические подвижные элементы… Впрочем, надо бы проще… Животное реагирует на постороннее биополе. Особенно болезненно воспринимает ненависть… дурные намерения…
'Мобильник' натужно засмеялся.
— Фуфло какое-то, товарищ ученый.
— Это наука, — тускло сказал тот, что с обезьяной.
— Значит, фуфло наука ваша.
Приятель обезьяны не отозвался и продолжал молча горбиться на стуле.
— Ладно, Леньчик, пошли, — сказал тот, что обозвал науку фуфлом, вернув своему голосу прежнюю сочную звучность.
Прыгунов поспешно направился следом, скороговоркой пообещав:
— Не волнуйтесь, Арнольд Андреевич, всё будет в порядке.
Цаплин услышал, как уже за дверью здоровый, жизнерадостный голос того, что с мобильником, сказал:
— Чего ты расшаркался перед этими мышами? Давай бегом отсюда, двинем скорей в 'Империю', а то меня от этой тоски уже тошнит!..
— Расшаркался… — почти беззвучно повторил тот, что остался в комнате снова вдвоем с обезьяной, — перед… мышами…
Самое удивительное, что в этот момент он действительно увидел мышь. Не благородную лабораторную белую мышку, а настоящую дикую, серую. Она кралась вдоль плинтуса, делая временами короткие перебежки.
1
Восемь месяцев спустя двое совершенно не связанных с описанными выше событиями братков: Александр Ялов по кличке Мотня и Матвей Чекунков по кличке Чекан — и не просто братков, а крутых (и попробуй кто-нибудь им в этом возразить!) — ехали на иномарке неразличимой принадлежности, но, разумеется, черного устрашающего цвета. Мотня и Чекан были бойцами бригады Коляна. Не того Коляна Груздя, которого менты замели в погонах полковника на тачке с депутатскими номерами, а Коляна Самары, который засушил уши Косого и носил с собой вроде амулетов.
Они возвращались с 'разъяснительной работы': ездили выбивать должок с зажравшегося подпольного водочного фабриканта, и теперь обретались в хорошем настроении, гордые собой. Недолгого мужского разговора вполне хватило, чтобы щемила признал, кто в районе хозяин, и согласился выложить бабки. В знак, что зла на него не держат, Мотня и Чекан прихватили с собой в качестве сувениров две бутылки 'Праздничной' и одну 'Голубого топаза'.
По дороге Мотня рассказывал свои любимые истории:
— …Аккумулятор сдох, падла. Гляжу: лоховская тачка стоит. Натурально, подъехал, фомкой поддел, аккумулятор приватизировал. Тут какой-то куль выскакивает…
Про куля Мотне дорассказать не удалось. В этот момент они как раз подъехали к пересечению, где висел унизительный для водителя треугольный знак, требующий уступить дорогу. Впрочем, знаки Мотня в упор не видел, очевидно таким образом было устроено его зрение. Поэтому он очень оскорбился, когда поперек траектории их с Чеканом авто пролетел допотопный 'Москвич' бирюзового цвета. Даже не то чтобы пролетел, а нагло проехал. Мотне пришлось прижать тормоз, отчего у него в желудке забурлил злобный кипяток, а с языка привычно слетели несколько слов, которые приводить здесь совсем не обязательно. Когда свернули за 'Москвичом', он прибавил газку.
— Ты чё? — спросил Чекан.
— Козла проучу.
— А… — равнодушно отозвался Чекан.
Их машина легко нагнала бирюзового урода.
— Цвет у него… — заметил Чекан и обрисовал, какой именно цвет.
Обойдя 'Москвича' на корпус, Мотня бросил машину вправо, круто подрезая, и нажал на тормоз. Бирюзовый завизжал своими колодками и накладками, но Мотня — то ли от злобы, то ли не повезло — плохо рассчитал. Глухой удар сообщил, что просто попугать козла не получилось.
Разразившись поминанием самых разных матерей, Мотня впедалил тормоз уже со всей силой. Движение прекратилось.
Не отличавшийся большим умом Чекан заметил:
— Похоже, он в нас въ…ся, — чем еще больше разозлил Мотню.
— Щас я козла урою! — пообещал он Чекану и самому себе и вылез наружу, разминая плечевые мускулы. Чекан тоже вылез — развлечься.
Внутри 'Москвича' сидел слизняк-интеллигент в очках, явно обалдевший от того, что произошло за последние сорок секунд. При виде растерянно моргающих гляделок, седого ежика и длинных пальцев, бесполезно лапающих руль, к злобе в душе у Мотни добавилась пронзительная жалость к самому себе: надо же случиться, чтобы такая тля испортила настроение в удачный день! С этим бутербродом чувств он распахнул дверь 'Москвича' и легко вытащил козла наружу.
Попутно он не забыл посмотреть, какой урон придурок в очках нанес их тачке, и вполне удовлетворился увиденным. Было ясно, что обошлось царапинами на бампере. На дороге всегда выигрывает тот, у кого бампер выше. А вот 'Москвич' себе морду помял, и фаре полный кирдык.
Вытащенный очкарик заозирался, непонятно чего ища, но с другой стороны стоял Чекан. Редкие автомашины проезжали мимо, не останавливаясь.
— Ты куда смотрел, козел? — сказал Мотня, соображая, что делать с недоноском. Было ясно, что бить такого — только себя унижать.
Очкарик запетюкал что-то о правилах дорожного движения, но Мотня не собирался слушать эту собачью чушь.
— Еще очки нацепил! — сказал он.
Хозяин 'Москвича' затрепыхался, но Чекан сзади придержал его за руки.
Мотня снял с интеллигентского носа очки, посмотрел их на свет и скривился.
— Плохие очки. Сделай себе другие, чтобы лучше видеть.
Сложил дужки, положил очки на асфальт и аккуратно раздавил ногой.
— Ты нам тачку испортил. Чем будешь платить?
Чекан покрепче ухватил брыкающегося козла, а Мотня быстро обыскал карманы.
— 'Научный работник…'-задумчиво прочитал он, раскрыв удостоверение. — Дача есть? Ну уж квартира точно есть…
Козел попытался возмутиться, но пальцы веером тут же оказались у его глаз
— Ты что — рамсы попутал? Не понял, с кем базаришь?
Взгляд Мотни проник в салон 'Москвича', где лежало какое-то барахло. Некоторое время алчность и
