своим светом Дух Святой.
Взяв с собой три копии гимна, он направился в часовню. Монах знал, что Иоанн будет доволен — ведь он завершил свой труд за один день. До ухода из Ир–Рухайи оставалась еще масса дел.
* * *
Ревели ослы. Фыркали лошади. Верблюды стонали, как будто их мучили. Исаак знал, что все они вели бы себя точно так же, будь у них на спинах соломинки, а не тюки с корзинами. Настоятель стоял снаружи монастырских ворот, наблюдая за выходящими оттуда монахами и вьючными животными.
Из?за этого ухода на него словно навалилась вся тяжесть прожитых им лет. Он редко ощущал свой возраст, но Ир–Рухайя была ему домом на протяжении всей его взрослой жизни. Не так?то просто взять и вычеркнуть из жизни более полувека.
Исаак повернулся к Иоанну, который, как обычно, стоял от настоятеля по правую руку.
— Да настанет день, — сказал Исаак, — когда персов выгонят обратно на родину их, и братья наши смогут вернуться сюда в мире и спокойствии.
— И да возглавишь ты это возвращение, отец настоятель, воспевая хвалу Господу, — сказал Иоанн. Глаза эконома не упускали ворот из виду ни на мгновение. Как только оттуда выходил очередной человек с животным, Иоанн ставил новую галочку на длинном свитке папируса, который держал в руках.
Исаак покачал головой:
— Я слишком старое дерево для пересадки. Любая другая почва будет мне чужой. Мне больше не расцвести нигде.
— Чепуха, — сказал Иоанн. Однако уверенности в его голосе не было, как он ни пытался ее изобразить. Его коробила собственная непочтительность по отношению к настоятелю, и к тому же он опасался, что Исаак знает, о чем говорит. Он надеялся, что его начальник был неправ, и мысленно взмолился, чтобы так оно и было.
— Как скажешь. — Голос настоятеля звучал успокаивающе. Это он нарочно, подумал Иоанн. Исаак знал, что сейчас у Иоанна и без того было достаточно поводов для беспокойства.
Процессия продолжалась. В конце концов она завершилась — почти триста монахов поплелись на запад в надежде и страхе.
— Все ушли? — спросил Исаак.
Иоанн изучил свой список, теперь весь уставленный галочками. Он нахмурился:
— Неужели забыл отметить?
Он закричал, задавая вопрос ближайшему монаху в колонне. Монах покачал головой. Вопрос быстро добрался от конца колонны к началу, после чего в обратном направлении примчался отрицательный ответ.
Иоанн глянул на неотмеченное имя и что?то пробормотал себе под нос.
— Опять где?то сочиняет новый гимн, — заворчал он, обращаясь к Исааку. — Очень хорошо — в любой другой день, но только не в этот. Если позволишь… — Он пошел обратно в теперь уже заброшенный монастырь.
— Да, иди за ним, — сказал Исаак. — Будь к нему добр, Иоанн. Когда на него нисходит божественный дар, он забывает обо всем остальном.
— Знаю, видел, — кивнул Иоанн. — Но сегодня у нас нет времени даже на это, если мы хотим остаться в этом мире, дабы Бог снизошел со Своими дарами и на нас.
Вход в покинутую монахами Ир–Рухайю был подобен взгляду на труп друга — нет, подумал Иоанн, на труп матери, ибо монастырь кормил его и хранил от напастей не меньше, чем это делали настоящие родители. Иоанн услышал во дворике лишь свист ветра, увидел небрежно распахнутые и оставленные такими навсегда двери. Он чуть не разрыдался.
Он поднял голову. Нет, он слышал не только ветер. Где?то среди брошенных зданий пел монах. Он тихо пел для себя одного, как бы пробуя слова на вкус.
Иоанн нашел его у пустых стойл. Монах стоял к нему спиной, так что эконом, даже приближаясь, смог расслышать лишь кусочки нового гимна. Впрочем, нельзя сказать, чтобы Иоанн об этом пожалел. Эта песнь казалась дополнением к той, которую монах совсем недавно исполнил в трапезной — однако вместо хвалы Господу она повествовала об ужасах ада, да так подробно, что по спине Иоанна пробежал холодок.
— А неверных и еретиков поразит молния. Поднимутся сердца их и задушат их же. Схватят их демоны за ноги и волосы. Будут пить они кипящую воду, и… — Монах внезапно прервался и удивленно подпрыгнул, почувствовав на своем плече руку Иоанна.
— Пойдем, брат Муамет, — мягко сказал эконом. — Персов не задержат даже твои песни. Все уже ушли, только тебя и ждем.
На какое?то мгновение ему показалось, что монах его даже не замечает. Однако затем лицо Муамета прояснилось.
— Благодарю тебя, отец эконом, — сказал он. — Когда Господь одарил меня этим гимном, я забыл о времени. — На его лице вновь промелькнуло отвлеченное выражение, повергнувшее Иоанна в трепет. — Я думаю, что смогу восстановить ход мыслей и потом.
— Хорошо, — сказал эконом, не кривя при этом душой. — Но сейчас…
--…Сейчас я пойду с тобой, — закончил за него Муамет. Шаркая сандалиями по пыльной земле, они вместе вышли из монастырских ворот и отправились в долгий путь к Константинополю.
