намечается сделать.
Дело в том, что пушка, башня на погоне, приводы наведения и стабилизатор представляют сложную динамическую систему, находящуюся под воздействием силы отдачи 6 тонн с частотой 200 или 600 выстрелов в минуту. Поэтому при стрельбе возникают значительные колебания. Для получения заданной кучности нужно, чтобы к моменту каждого выстрела ствол находился в одном и том же положении. Причем разнобоя при стрельбе с ручных приводов и в стабилизированном режиме не должно быть. Так как специальных демпфирующих устройств в системе нет, то «сбить» колебания можно было лишь введением существенных нелинейностей в приводы наведения и подбором соответствующих жесткостных характеристик стабилизатора. Это было сделано. В итоге кучность стрельбы с машины удалось получить даже лучше, чем с жесткого стенда, на котором пушку сдают в производстве. Тогда руководство КБП вышло с предложением: пусть завод-изготовитель сдает 30-мм пушку не с жесткого стенда, а с боевого отделения. Я не согласился. Дело в том, что у КБП были свои проблемы. Боковое расположение автоматики вызывало колебания ствола даже на жестком стенде.
Другая проблема-слишком большая загазованность внутри боевого отделения (БО) при стрельбе. При этом просто интенсивно вентилировать БО было нельзя, так как для предотвращения попадания в машину радиоактивной пыли, должно сохраняться противодавление, создаваемое фильтровентиляционной установкой. Решение этого вопроса требовало времени. Задержка ставилась нам в вину министерством. Тут ВНИИТрансмаш предложил за месяц решить эту задачу, если мы дадим им машину. Меня это устраивало. Это значило, что в течение месяца по этому вопросу мне не будут трепать нервы. Я не сомневался, что за это время мы сами найдем решение. Так и получилось. Институт предложил «кусочно-лоскутные» мероприятия по герметизации трактов подвода боеприпасов и отвода звеньев. А мы разработали систему электродинамического торможения вытяжного вентилятора, который останавливался сразу после окончания стрельбы и не снижал противодавления. Герметизация трактов не потребовалась.
Следующая задача — обеспечение заданного запаса плавучести. Вес боевого отделения «объекта 675» был больше, чему БМП-1, на 1370 кг. Требовалось увеличивать водоизмещающий объем.
Челябинцы на «объекте 768» пошли на увеличение объема корпуса путем увеличения его длины. При этом пришлось добавить еще один опорный каток с каждой стороны. Машина стала семикатковой. Я считал такое решение крайне неудачным. Вес машины еще больше возрастал. Длина гусеницы увеличивалась, а ее устойчивость в обводе уменьшалась. Увеличение длины опорной поверхности гусениц увеличивало нагрузки на механизмы поворота.
Как ни странно, на КМЗ нашлись сторонники перехода на семикатковую машину. Среди них оказались главный инженер и главный технолог. Для производственников это имело смысл: для завода это была бы новая машина, а все недостатки автоматически переходили в разряд конструктивных, за которые отвечает главный конструктор. То, что эта «новизна» для войск ничего не дает, кроме дополнительных неприятностей, их не интересовало.
Меня задача обеспечения заданного запаса плавучести не беспокоила. Машина имела некоторый запас по ширине. Поэтому имелась возможность применить пенозаполненные крылья, увеличивающие водоизмещение. Так и было сделано. Меня поддержал А.А. Воронин, который на совещании в присутствии главного инженера КМЗ К.А. Скрипкина заявил: «Кто еще раз скажет про семикатковую машину, в нашем министерстве больше не работает».
И все же вес пришлось снижать для обеспечения заданных тягово-скоростных показателей и уменьшения нагрузок на ходовую часть, надежность которой и на БМП-1 была на пределе.
Я доказал заказчику, что пулеметная башенка, располагавшаяся на корпусе за люком механика- водителя, не нужна. По предложению ВНИИСтали, около 400 кг сняли с помощью перехода на другую броневую сталь — с термомеханической обработкой. При том же уровне защиты можно было уменьшить толщины броневых листов. Надежность ходовой части удалось увеличить с помощью повышения прочности дисков опорных катков без увеличения веса и применения серьги клеммного типа для соединения пальцев соседних траков, что увеличило надежность и дало даже некоторую экономию веса.
Слева направо: главный конструктор КМЗ А.А. Благонравов, начальник ГРАУ МО маршал артиллерии П.Н. Кулешов, министр обороны СССР маршал Советского Союза А.А. Гречко, зам. председателя НТК ГБТУ МО полковник П.И. Кириченко, Главнокомандующий Сухопутными войсками генерал армии И.Г. Павловский, главный конструктор ВгТЗ А.В. Шабалин, министр машиностроения В.В. Бахирев, начальник управления НТК ГРАУ полковник В.Е. Литвиненко.
Много вопросов возникло по вооружению. Нужно было уменьшить погрешности связи пушки с прицелами наводчика и, особенно, командира. Устранить имевшие место случаи обрыва закраин гильзы при экстракции, вызывавшие длительные и трудно устранимые отказы. Исключить заклинивание звеньев патронной ленты 30-мм боеприпасов в звеньеотводе, для чего пришлось придумать простое, но абсолютно надежное устройство, обеспечивающее расцепление звеньев. В погоне башни заклинивало сепараторы. Я вспомнил, что мой отец, разрабатывая в 1942 г. планетарный механизм поворота для тяжелого танка ИС-2, в подшипниках сателлитов, где действуют большие центробежные силы переносного движения, применил вместо сепараторов шарики-разделители, имеющие чуть меньший диаметр, чем основные. То же сделали и в погоне башни и потом делали во всех последующих разработках.
Вместе с В.П. Грязевым, главным конструктором пушки, мы не раз бывали у С. С. Голембиовского, начальника и главного конструктора НПО «Прибор» Минмаша, разработчика 30-мм боеприпасов. Обсуждались вопросы внутренней и внешней баллистики, возможности уменьшения необходимого усилии экстракции, увеличения начальной скорости калиберного бронебойного снаряда, создания подкалиберного снаряда с более высокой бронепробиваемостью, выбора оптимальной чувствительности взрывателя осколочно- фугасного снаряда и др.
В октябре 1976 г. в Кубинке министру обороны, члену Политбюро ЦК КПСС маршалу А.А. Гречко показывали волгоградский легкий плавающий танк, нашу машину («объект 675») и челябинскую машину («объект 768»). Когда я прибыл из аэропорта с некоторым опозданием, то разговор о легком танке уже был закончен. Приступили к обсуждению вопроса о том, какую БМП нужно иметь: с «тридцаткой» или с «Зарницей». Представители ГРАУ упирали на то, что «Зарница» обладает противотанковым действием, а «тридцатка» не обладает. Гречко говорил: «Если вы хотите знать мое мнение, то я за эту машину», и показывал на ствол «Зарницы». Но министр Минмаша Бахирев не согласился и стал хвалить 30-мм пушку.
Тут и я подключился. Говорю, указывая на легкий танк: «Вот этот танк «тридцатка» пробьет с дистанции в полтора километра». Гречко удивился и не поверил. Заместитель начальника ГБТУ генерал- лейтенант Рябов поддержал меня: «Пробьет, товарищ маршал, пробьет!» На что Гречко сказал: «Тогда другое дело. Может, тогда следует иметь и то и другое?» И хотя вскоре маршала Гречко не стало, этих его слов было достаточно, чтобы ГРАУ быстро подготовило решение военно-промышленной комиссии (ВПК), обязывающее КМЗ разработать и изготовить опытные образцы еще одной машины, вооруженной орудием «Зарница» и пулеметом «Утес». На заводе машина получила индекс 681. С этой работой мы справились без особых проблем. Опыт уже был.
Между ГБТУ и ГРАУ возникли разногласия. ГБТУ было против производства сразу двух машин.
