прошел, чтоб теперь за нищенскую подачку сидеть в конторе и слушать этого наглеца.
— А это кто? — Директор кивнул на товарища, скривился, как будто яйца прищемил. — Что, нажрались уже, да? Я тебе сколько говорил: еще раз увижу, выгоню. Фу, хоть бы проветрили.
— Бертран Эдуардович…
— Тихо. Слушай сюда. Закроешь входную дверь на замок, и чтоб ни души. Никого не пускай, даже если будут двери ломать.
— А что стряслось?
— Да есть сигнал. К нам в гости налоговая спешит. В общем, скажешь: никого нет, выходной. В честь дня рождения директора. Понял?
Светофор кивнул.
— И наведи уже, наконец, порядок на рабочем месте. Развёл тут срач. Ветеран, называется…
Развернувшись, директор побежал в коридор.
— Мудак поганый, — тихо сказал Светофор Михалыч и пошел запереть дверь. — Кошки у него бегают. Да я такое видел… ты такое не видел… мудак поганый…
«Старый пердун, — думал Сказочка, шагая по коридору. — Толку от тебя, как от лепёшки мамонта».
Лампочка на сорок ват, висевшая над его кабинетом, мигала, точно внутрь попали мотыльки. Вот и всё скудное освещение. В остальном коридор, ведущий во внутренний двор, походил на катакомбы. Вверху танцевала паутина.
— Господи, с кем я работаю? — вопрошал Сказочка, чей голос эхом отбивался от стен. — Одни идиоты.
Долбанный охранник не может уследить за кошкой. Ателье превращается в зоопарк. Электрик не в состоянии починить проводку. Ателье превращается в пещеру Горного Короля. А уборщица? Она что, мать её, слепая? Мрак, кошмар, хаос. Всё вышло из-под контроля.
«Издеваются надо мной, — опять думал Сказочка. — Им кажется, это… кажется, это… муравьи?..»
Мириады черненьких точек рассыпались по полу. Они ползли откуда-то из-под линолеума, множились, разбегаясь по стенам и к двери. Сказочка протёр глаза. Муравьи лазали по его ботинкам. Это уже ни в какие ворота. Он толкнул дверь и вошел в жужжащий рой мух. Их были миллионы, миллиарды. Живая черная туча, за которой не видно ничего. Над умывальником горел свет. Сказочка улыбнулся, словно встретил старого друга. Хоть что-то, толика порядка в безумном хаосе маразма. Воняло мочой и чем-то еще. Не беда, тут всегда так воняет. Он ухватился за ручку и дёрнул дверь туалета. Мухи ринулись внутрь, как стадо голосящих детишек.
— Что еще за шуточки?
Над сливным бачком торчала свиная голова, в глазницах копошились черви. Они вываливались из пятака, как макароны, сыпались из ушей-лопухов и обрубка шеи. Кафель под ней был замазан потёками крови — красные разводы на бачке и на стенах, на унитазе и на полу. В унитазе что-то бурлило, и звук этот подозрительно смахивал на бурчание кишечника. Сказочка не решился войти, хотя до смерти желал пописать. И со своей позиции он отлично разглядел чьи-то зубы. Они плавали в крови вместе с окурками и туалетной бумагой.
— Всех, всех уволю, — повторял Бертран тихую мантру. — Вы пожалеете, что на свет народились. Я вам устрою… шуточки, знаете ли.
Он вышел во внутренний двор и справил нужду в канаву. Сверху доносились смех и музыка. У кого-то вечеринка. Не на четвертом ли этаже? Он задрал голову и присмотрелся. Сволочи. Стоило ненадолго отлучиться, они уже празднуют.
Он заправил рубашку в штаны и, не потрудившись зачехлить хозяйство, направился обратно. Пора преподать курицам урок. Квочки забыли, кто их начальник.
— Что это с ним сегодня? Как с цепи сорвался.
— Таблетки дома забыл. Вольты кидает.
— Может, у него критические дни?
— Г-г-г, Лара, ну ты даешь. Юмористка.
— Ну а чо, у мужиков тоже бывает. В журнале читала.
— Главное, на нас наорал, видите ли, кошку ему пустили.
— Да вообще больной.
— Девочки, девочки, слушайте сюда! А давайте его на самом деле разыграем?
— Это как?
— А вот так. Фокус есть такой. Слушайте и запоминайте.
Сказочка насквозь промок. Бегать по этажам, да в его-то возрасте, нелёгкая задача. В правой руке по-прежнему была линейка, левой он расстегнул верхнюю пуговицу на рубашке. Это не смех, это крики. Музыка, дурацкая какая-то, как в цирке. Или…
Он притиснулся к двери. Несомненно, за ней происходил свистопляс.
— Сейчас вы посмеётесь… сейчас повеселитесь… сучки. Все вместе похохочем.
Он пнул дверь ногой и вошел.
На полу была кровь. Багряное озеро, отражающее мерцание флуоресцентных ламп, растеклось по всему помещению. От закроечного стола Сказочки, вдоль по проходу, впритык к противоположной стенке. Бертран никогда не видел столько крови, даже в кино. Вязкими соплями она сползала с утюгов и швейных машинок, капала с осветительных приборов и жалюзи. Она оросила манекены и запачкала синюю униформу. Он очутился в кровавом зазеркалье, и первое, что кинулось в глаза, — календарь. Раньше на стене слева от входа висело изображение ателье с календарём на текущий год. Теперь же его сменила иная картина: руки, заключенные в наручники, и подпись, уже знакомая Сказочке.
«ЗАПЛАТИ НАЛОГИ — СПИ СПОКОЙНО».
В воздухе царил дух скотобойни. Ноздри Бертрана уловили запах спермы, отдающий морепродуктами, болотный душок экскрементов и что-то еще… что-то сладкое. Он не сразу понял, что это. Но когда…
— Эй, Бертран, как насчет поиграть?
…услышал голос…
— Давай, порезвимся.
…исполинской свиноматки…
— Я знаю пару отличных шуток. Тебе понравится.
…у которой не было головы…
— Для начала отгрызу тебе ноги, потом член и яйца.
…осознал, что стоит посреди сарая.
Вместо женщин на него пялились курицы. Рыжие и черные, белые и серые. Склонив голову набок, они сверлили его бусинками глаз. Во взгляде читался упрёк, презрение и злоба. Посреди прохода в море крови барахталась свинья. Она полусидела, опершись только на передние лапы и выпятив напоказ набухшие розовые титьки. Из обрубка шеи, как провода, висели артерии и жилы. Отсутствие головы не коснулось навыков общения. Свиноматка научилась чревовещать.
— Так как насчет поиграть?
— Шшш… шшшу… ш…
Сказочка не мог вымолвить и слова. В горле застрял комок. Он уронил линейку и попятился назад. Свинья поднялась и двинулась за ним. Следом взмахнули крыльями и куры. Они возмущенно кудахтали, перебирая маленькими когтистыми лапками.
Они приближались.
— Шутить так шутить, — сказала свинья, — да, девочки?
— А то, — прокудахтали куры.
— Я отдам… я заплачу… шшшш… ш… что за шшшшшу…
Сказочка бежал. За ним гналась свинья без головы и глупые птицы. Он кричал, но они не слушали.
