II. «Золотая рыбка» Ольги Калашниковой
О «крестьянской любви» Пушкина экскурсоводы особо не распространяются. Наверное, считают, что крепостная девушка Ольга Калашникова не выдерживает никакого сравнения с возлюбленными, воспетыми поэтом в его стихах.
Но скорее всего, во всем, что связано с Ольгой, есть некое неудобство. Поневоле придется вспомнить, что Александр Сергеевич был не только великим поэтом, но и барином, имел крепостных. Пусть немного, но все же... А мы из школьных учебников знаем, как зачастую складывались отношения барина с красивой молодой невольницей. Но что делать, во времена Пушкина так было. Другое дело – как было…
Пушкин недаром не любил лето – не исключено, что из-за печального лета 1824 года, когда его выслали в Михайловское. Сейчас мы говорим о псковском селе как о благословенном месте, где им было создано множество шедевров. Однако поэт испытал здесь не только муки творчества.
Причин для крайнего уныния в том году у поэта было предостаточно. Пушкина не только сослали в псковскую глухомань под полицейский надзор, что было крепким ударом по самолюбию, но к тому же и уволили с государственной службы. Это означало бесперспективность и безденежье. Терзало одиночество. Темпераментная натура поэта плохо переносила затворничество.
Конечно, рядом хлопотала няня Арина Родионовна, а в Тригорском поэта обожало все семейство П.А.Осиповой. Однако няня есть няня, а угнетенное состояние духа не позволило поначалу Пушкину оценить тригорских обитательниц, и он называл их «несносными дурами».
Жили в Михайловском и родители. Но отношения с ними никогда не отличались теплотой. Пушкин писал: «Пребывание среди семьи только усугубило мои огорчения... Меня попрекают моей ссылкой...» От раздраженного поэта досталось всем. Даже окружающей природе: «Небо у нас сивое, а луна точно репка».
Было еще одно обстоятельство, которое отравляло Пушкину жизнь в сельской глуши. Сотоварищи- лицеисты говорили о нем: «Вспыльчивый до бешенства, с необузданными африканскими страстями». «Огонь мучительных желаний» стал тревожить Пушкина куда раньше, чем товарищей-подростков.
«От одного прикосновения к руке танцующей во время лицейских балов взор его пылал, – пишет однокашник Пушкина Сергей Комовский. – И он пыхтел, сопел, как Ретивый конь среди молодого табуна».
Однако в Михайловское Пушкин приехал уже не мальчиком, а мужем, вполне познавшим восторги плотских страстей, всю «прелесть наслаждения», и не представлявшим без них жизни. Поэтому легко понять, как рвалось его мужское естество туда, где
Царь знал, как наказать. «Пылкость и сладострастие африканской крови» стало истинным мучением для поэта. И ничто не мило – природа требовала своего.
От чуткой Родионовны едва ли могло укрыться подавленное состояние ее любимца. Прожив при барах долгую жизнь и отлично понимая, что к чему, возможно, именно няня и постаралась, чтобы рядом с поэтом появилась пригожая девушка.
По воспоминаниям известно, что Родионовна командовала всем бытом Михайловского дома. Поблизости от кабинета Александра Сергеевича находилась комната, где вверенные ей господские девушки под долгие россказни няни вечерами занимались рукоделием. Естественно, михайловский затворник навещал эти девичьи сборища и заприметил Ольгу Калашникову.
Была ли она хороша собой? Портрета ее не сохранилось, но все же с уверенностью можно сказать – да. Недаром Иван Пущин, приехавший из столицы проведать ссыльного друга, первым делом обратил внимание именно на Ольгу.
В разговоре друзья, конечно же, коснулись этой темы. В ту зиму 1825/26 года роман поэта был в самом разгаре. Пущин в своих «Записках» дает понять, что его удивила и покорила та серьезная интонация, с которой Александр Сергеевич говорил о девушке.
...Ольга Михайловна Калашникова родилась в 1806 году, следовательно, в момент встречи с поэтом ей было девятнадцать. Отец ее служил управляющим у Пушкиных и был мужиком грамотным и смекалистым. Он довольно беззастенчиво пользовался хозяйской безалаберностью, но к нему привыкли, потому и терпели.
Глубокой осенью, когда все обитатели Михайловского съехали в город, а Пушкин остался в доме совсем один, и началась его связь с Ольгой. Особой тайны из этого Пушкин не делал. Он писал сестре, что в Тригорском бывает редко, и та понимала, что брату в Михайловском не скучно. Тут же приписал шутливые строчки:
Случайных слов – ради рифмы у Пушкина нет. Ольга, по всему, и впрямь была бойкая, проворная и веселая. Слово «милая» – значительное у поэта. Он употреблял его тогда, когда кто-то был очень по сердцу, приятен глазу.
О привлекательном облике «поселянки» говорит прелестная повесть Пушкина «Барышня- крестьянка». Там юная дворяночка не без опаски решает поменять платье на только что сшитый сарафан. «Лиза примерила обнову и призналась перед зеркалом, что никогда еще так мила самой себе не казалась». Да и не только себе. Молодой светский щеголь Алексей Берестов, встретивший мнимую крестьянку в лесу, «был в восхищении, целый день думал он о новой своей знакомке; ночью образ смуглой красавицы и во сне преследовал его воображение». Вот вам и завязка истории, окончившейся свадьбой.
Не отзвуки ли радостных встреч самого Пушкина с Ольгой звучат в «Барышне-крестьянке»? А в «Евгении Онегине» он пишет о «младом и свежем поцелуе» «черноокой селянки». Как знать, может, и здесь сказано об Ольге – блондинке с темными глазами. А это редкое сочетание, и Александр Сергеевич, тонкий ценитель красоты, особенно подчеркивает это.
...Меж тем «крестьянский роман» Пушкина шел своим чередом. Будь это случайная связь, все сошло бы на нет быстро и Ольгу сменила бы другая сельская Психея. Но «утехи Купидона» с ней продолжались более полутора лет.
Весна 1826 года принесла Пушкину тревогу – Ольга была беременна. Отца ее к тому времени Сергей Львович Пушкин перевел управителем в другое свое поместье, Бол-дино. У поэта появилась мысль отправить Ольгу к родителям. Но он, видимо, хотел избавить девушку от переживаний, которые принесла бы встреча с отцом и любопытными болдинскими жителями.
