Место, где живут Боги

Люди.

Теперь ты готова.

Стиснув зубы, Аня заставляет себя подняться – сначала на колени, а потом на ноги. Стоит, раскачиваясь из стороны в сторону, сжимая отсыревшие от крови кулаки. Ее ненависть бурлит в ней волнами, рвется наружу горячими черными гейзерами. Разрывает хрупкую девочку изнутри, уничтожая все человеческое, что в ней осталось. Все, что когда-то принадлежало ее родным и близким, все, что когда-то умело любить – теперь вытекает розовой пеной сквозь плотно сжатые зубы.

Кто ты такая?

Аня смотрит в зеркало и видит в нем Еву. Сильную женщину, с разметавшимися по лицу волосами. Переродившуюся мать новой Земли. И зеркало, не в силах вынести напора ее взгляда, трескается и осыпается вниз звенящими осколками.

- Я Ева, - говорит она, раскрывая рот с замаранными кровью зубами. – Бич человеческий.

ВЗРОСЛЕНИЕ

10

Дождь глухо барабанит по тугому брезенту, соскальзывая с крыши прозрачными ручейками. В палатке холодно и сыро, и резко пахнет ухой – повар, который день вбухивает в котелок с рыбьими потрохами граненник водки. В буржуйке тихо пощелкивает щепа, и человек греет над ней замерзшие руки. На нем толстый, болоньевый комбинезон цвета хаки и высокие, туго-зашнурованные берцы.

Температура этой ночью снова опускалась к нулю, и несколько раз человек просыпался от стука собственных зубов. Залезал с головой под драное одеяло, но и там не находил спасительного тепла.

Сейчас, ближе к полудню, теплеет, но изо рта все равно идет пар, а от горячей ухи клонит в сон.

Сидя на краю алюминиевой раскладушки, рядом с грязной после обеда посудой – армейским котелком, - человек слушает, как стучат ложками остальные из его команды. Чай в кастрюле, стоящей рядом с буржуйкой, на переносном столике – как всегда, круче кипятка. Он сладкий и обжигает нёба так, что сползает кожица. Человек почти не пьет его, не выносит чая с сахаром, но сейчас полная кружка стоит на печке, и он, то и дело, обнимает ее ладонями.

Дождь льет второй день, и дорога из желтого кирпича постепенно превращается в кислое месиво из размокшей глины.

Природа вокруг красивая, как с глянцевых открыток, которые человеку присылал отец. Все они начинались с одних и тех же слов: Здравствуй, мой дорогой Андрей…

По обе стороны палаточного городка, взобравшись на песчаные обрывы, гордо высится сосновый лес. Дождь размывает его краски, и желто-зеленое перетекает в красное – то там, то здесь, сгорают в осеннем огне клены.

Андрей чешет заросшую щетиной щеку, и думает о том, как разрослась команда за время путешествия. И понимает, что многих не знает даже по имени. Но сейчас, в палатке рядом с ним, обедают только знакомые ему люди. Четверо мужчин - костяк команды, стержень, закаленный в горнилах опасных экспедиций. Именно с ними Андрей отправится на другой берег Оби, на поиски своего отца. В опустевший город, туда, где поселились сами Боги.

Обед заканчивается и палатку наполняют сладкие запахи Cannabis ruderalis - это Сашка Химик зажигает свой очередной косяк. В тридцать лет, он выглядит как подросток, из-за широких штанов и бесформенной куртки с капюшоном, которые носит. Волосы его заплетены в дреды, а рыжая борода растет клочками.

- Я слышал об этом месте, - говорит он, слюнявя пальцы, и прихватывая ими самокрутку у самого угля. – Говорят, здесь знатные поля этой дряни…Говорят, в 2012-ом, было такое жаркое лето, что она липла к рукам…

Никто ему не отвечает, и он, улыбаясь, продолжает курить. Затягиваться так сильно, что даже через шум дождя слышно, как сухо потрескивает «табак».

Дорога в те места, о которых говорит Химик – закрыта. В километре от палаточного городка, у опустевших очистных сооружений, военные выставили патруль и натянули повсюду колючую проволоку. Теперь, по периметру там расхаживают вооруженные пограничники с овчарками, а на самом посту стоит короткобазный УАЗ с пулеметом на крыше. Иногда, по ночам, с той стороны несутся выстрелы, а темнота вспыхивает ярким свечением трассирующих пуль. Поговаривают, что хвост Ковчега упал на эту сторону Оби, и из него что-то выбралось... Но все слова об этом, сказанные вечером у костра, так и остаются словами. Выдумкой местных выпивох, готовых на все ради стакана жидкого хлеба.

- А я слышал, - говорит Кислинка, зачесывая худыми руками упавшую на глаза челку, - что экспедиция господина Смехова войдет в город через мост, чтобы не лезть в самое пекло…а это километрах в пятнадцати отсюда.

Он справляется с челкой, поправляет очки, достает из кармана леденец в шуршащей упаковке и принимается его разворачивать. Закидывает зеленую конфету в рот и смотрит на Андрея.

- А мы полезем в самое пекло, да?

- У нас нет времени идти обходными путями. К тому же – все мосты закрыты, и ты об этом знаешь.

- Знаю. Но вопрос в другом - с чем мы столкнемся там? И смогут ли противогазы и защитные костюмы, которым сто лет в обед, нас защитить? Ты знаешь меня, я никогда не сдавал назад, но чем мы сможем помочь твоему отцу, если погибнем? Слишком близко… мы будем слишком близко к этой махине, а что она принесла с собой, и откуда…я боюсь даже представить. Радиация – это самое малое, что нас может ожидать.

- Иначе, как у них под носом, туда не пробраться. Погибнуть от пули калаша, посреди реки, как Чапай – не выход.

- Лично мне, - вмешивается в разговор Стим, – кажется, что самым неприятным моментом там будет столкновение с экспедицией Смехова. Я завсегда рад подраться, но вряд ли они согласятся выяснять отношения в рукопашке. Поэтому нужно их опередить.

Он сидит на перевернутом ящике из-под стеклотары – огромный, в черной вязаной шапочке,