После бурного совещания мы решили послать срочную телеграмму в агентство; ответа не было.
Время шло, настроение портилось – не только у нас, но и у хозяина. Кажется, он ждал к вечеру новых туристов. Наконец они прибыли, и наступил полный хаос.
Все начали снова совещаться, и вскоре стало ясно, что мы с Мэри – единственные одиночки – не можем рассчитывать на постели; стащив из ресторана стулья полегче, мы расположились на них. Все же лучше, чем на полу.
Наутро ответ от агентства все еще не пришел. Мы снова послали срочную телеграмму. Кое-как нам удалось раздобыть кофе и булочек.
– Так далеко не уедешь, – сказал я Мэри за завтраком.
– Как по-вашему, – спросила она, – что случилось?
Я пожал плечами:
– Может, агентство обанкротилось. Эти двое – шофер и гид – как-то узнали и поспешили смыться.
– Вы думаете, не стоит тут ждать?
– Конечно. А деньги у вас есть?
Намек на «Кентерберийские рассказы» Чосера. где описывается паломничество к мощам святого Фомы Бекета.
– До дома доехать не хватит. Фунтов пять-шесть и лир тысячи четыре. Я думала, мне много не надо.
– И я так думал. У меня фунтов десять, а лир совсем мало. Давайте подумаем, как нам быть.
Мэри огляделась. Наши спутники раздраженно спорили или мрачно молчали.
– Ладно, – согласилась она.
Мы взяли чемоданы, вышли и сели у дороги ждать автобуса. Он привез нас в городок, где была железнодорожная станция, и оттуда мы поехали в Милан. Консул не очень нам обрадовался, но с облегчением вздохнул, когда узнал, что мы просим лишь денег для проезда домой вторым классом.
Следующей весной мы поженились. Это оказалось не так просто. У Мэри было столько родных, что на свадьбе я чуть не задохнулся.
Мои родители скончались за несколько лет до моей свадьбы; родных у меня мало,, так что с моей стороны были только Алан Фрум – мой шафер, дядя с тетей, две кузины, старший партнер по фирме и несколько друзей. Все остальное пространство в церкви занимали Босворты. Там были родители Мэри; ее старшая сестра Дженет с мужем, четырьмя детьми и явными признаками пятого; другая старшая сестра – Пэшенс, с тремя детьми; братья Эдвард (Тед) и Фрэнсис (Фрэнк), с женами и неисчислимым количеством детей; дяди, тети, кузины, друзья, приятели и просто знакомые – все столь плодовитые, что церковь уподобилась яслям или школе. Выдавая замуж последнюю дочку, мой тесть решил устроить все на славу, и это ему удалось.
Мы немного пришли в себя и решили воплотить в жизнь заветную мечту – провести медовый месяц в Югославии и на греческих островах.
Потом мы купили домик в Чешанте – оттуда было легко доехать почти до всех Босвортов.
Когда мы его покупали, мне, помнится, стало чуть-чуть не по себе, словно я почувствовал, что поступаю не совсем благоразумно; однако я приписал это личному предубеждению. Я не привык к родственным связям, не знал их с детства, а то, что я видел, мне не очень понравилось, но ради Мэри я решил стать настоящим членом клана. Она-то к родным привыкла! К тому же, думал я, ей будет не так одиноко при моих отъездах в город.
Намерения мои были благими, но все вышло не так, как думалось. Я скоро понял, что из меня не сделаешь полноценного представителя клана; боюсь, это поняли и другие. И все же, быть может, со временем я нашел бы себе место в клане, если б не особые обстоятельства.
В первый же год после нашего знакомства Дженет родила пятого и поговаривала о том, что шесть – более круглое число. Другая сестра, Пэшенс, поспешила создать квартет. Фрэнк тоже подарил Мэри племянника, и ее то и дело приглашали в крестные матери. У нас же не было надежд на появление ребенка.
Прошло два года с тех пор, как мы поженились, а ребенка все не было. Мэри сменила старого доктора на нового и, не поверив ему, отправилась к третьему. Третий тоже сказал, что беспокоиться не о чем… но Мэри беспокоилась.
Я, надо сказать, не знал, к чему такая спешка. Мы были молоды, и времени у нас хватало – все впереди! Мне даже хотелось пожить свободно еще несколько лет, и я говорил об этом Мэри.
Она соглашалась, но только для проформы. Создавалось впечатление, что она благодарна мне за притворство, но уверена, что сам я страдаю так же, как она.
Я не понимаю женщин. Никто их не понимает. А сами они понимают себя хуже всех. Например, ни я, ни они не могли бы сказать, почему им так хочется поскорее родить: биологическая ли это потребность или тут играют роль и другие факторы – желание оправдать надежды близких, доказать свою нормальность, укрепить семью, утвердить себя, убедиться, что ты совсем взрослая, не отстать от людей, выдержать соревнование. Не знаю, какой из этих факторов весомее и есть ли иные, но все вместе оказывают мощное воздействие. Стоит ли говорить, что замечательнейшие из женщин – скажем, Елизавета I или Флоренс Найтингейл– не утвердили, а потеряли бы себя, роди они ребенка. В мире, где и так хватает детей, все еще мечтают о детях.
Я начал сильно беспокоиться.
– Она с ума сходит, – говорил я Алану. – И совершенно зря. Доктора уверяют ее, что все в порядке, и я уверяю – но тут все горе в том, что очень уж давит среда. Весь ее клан помешан на детях, они больше ни о чем не говорят. Сестры рожают и рожают, и невестки, и подруги, и
Флоренс Найтингейл (1820-1910) – одна из первых женщин медицинских сестер, организатор фронтовой службы милосердия.
с каждым новорожденным Мэри чувствует себя все более неполноценной. Я теперь не знаю – да и она не знает, – хочет она ребенка для себя или это что-то вроде соревнования.
Алан ответил так:
– Думаешь, ты прав? Вряд ли. Очень ли важно, в инстинкте дело или в среде? Она хочет ребенка, вот что главное, очень хочет. Мне кажется, выход тут один.
– Да, Господи, мы столько советовались…
– Я хочу сказать – надо бы найти замену. Как ты считаешь?
И мы усыновили Мэтью.
Какое-то время казалось, что все улажено. Мэри очень его полюбила, и дел у нее прибавилось. А кроме того, теперь она могла толковать о детях, как все. Как все? Нет, не совсем… Когда прошел первый восторг, Мэри поняла, что все же она не совсем полноценная мать.
– Мы переезжаем, – сказал я Алану месяцев через шесть.
– Куда? – спросил он.
– Да я нашел тут местечко в Хиндмере. Хороший дом, побольше этого, и стоит повыше. Меньше похоже на город. Воздух, говорят, лучше.
Он кивнул.
– Так, так, – сказал он и снова кивнул. – Правильно.
– Ты о чем?
– Далеко отсюда. На другом конце Лондона… А Мэри что думает?
– Она очень рада. Вообще она теперь редко радуется, – но попробовать ей хочется. – Я помолчал. – Иного выхода нет. Я очень боялся, что она вот-вот сорвется. Увезу ее от этих влияний. Пусть ее родственники услаждаются своей плодовитостью, а ей лучше пожить самостоятельно. В новом месте никто не будет знать, что Мэтью – не ее сын, если она сама не скажет. Кажется, это и до нее дошло.
– Да, лучше не придумаешь, – отвечал Алан.
Так оно и было, Мэри ожила. Через несколько недель она совсем оправилась, завела друзей и нашла себе место в жизни.
А через год мы сами стали ждать ребенка.
Я сказал двухлетнему Мэтью, что у него появилась сестричка. К моему удивлению, он заплакал. Не
