Во вторник мы все еще думали и гадали, как нам быть.
В тот день по пути домой я забрал новую машину – автомобиль с прицепом, о котором давно мечтал. Прицеп был большой, просторный, и багажник немалый. Мы все уселись в машину и проехались немножко для пробы. Машина меня хорошо слушалась, и я понял, что привяжусь к ней. Мои были просто в восторге и, подъезжая к дому, решили держать теперь голову выше. Потом я оставил машину у гаража (мы собирались с Мэри в гости) и прошел к себе, с тем чтобы написать до ужина письмо.
Примерно через четверть часа я услышал громкий голос Мэтью. Слов я не разобрал, но понял, что он с кем-то сердито спорит. Выглянув в окно, и увидел, что прохожие останавливаются и не без удовольствия смотрят через забор. Я пошел разобраться, что к чему. Мэтью, весь красный, стоял неподалеку от машины и что-то кричал. Я направился туда.
– Что случилось, Мэтью? – спросил я.
Он обернулся. Сердитые детские слезы текли по его красным щекам. Пытаясь что-то выговорить, он схватил мою руку обеими руками. Я посмотрел на машину, подозревая, что все дело в ней. Она была вроде бы в порядке. Тогда я увел Мэтью подальше от зрителей, сел в кресло на веранде и посадил мальчика к себе на колени. Еще никогда в жизни я не видел его в таком состоянии. Он трясся от гнева, задыхался, плакал. Я обнял его.
– Ну, ну, старина! Успокойся! – говорил я.
Мало– помалу он затих и стал дышать чуть ровнее. Наконец он глубоко вздохнул. Я дал ему платок.
– Прости меня, папа, – сказал он сквозь платок, громко сопя.
– Да ладно. Не торопись.
Мэтью опустил платок и сжал его в кулаке; дышал он еще тяжело. Потом поплакал снова, но уже иначе. Снова утерся, снова вздохнул и стал приходить в себя.
– Прости меня, папа, – повторил он. – Кажется, прошло.
– Молодец, – отвечал я, – кто же тебя обидел?
Он ответил не сразу.
– Машина…
Я удивился:
– Машина? Господи помилуй! Она как будто в порядке. Что она тебе сделала?
– Ну, не сама машина, – пояснил Мэтью. – Она очень хорошая, я думал – она прямо люкс, и Чокки понравится. Я ее показал и стал объяснять, как и что.
– А ему не понравилась? – догадался я.
Что– то екнуло у Мэтью в горле, но он взял себя в руки и твердо продолжал:
– Он сказал, она дурацкая… и страшная… и нелепая. Он… над ней смеялся!
Воспоминание об этой чудовищной несправедливости снова вывело его из себя, но он победил свой гнев. Я всерьез обеспокоился. Мне совсем не понравилось, что мнимое существо вызвало такую истерику. Я пожалел, что мало знаю о симптомах шизофрении. Ясно было одно: развенчивать Чокки – не время, а сказать что-то надо.
– Что ж в ней смешного? – спросил я.
Мэтью засопел, помолчал и снова засопел.
– Да все! – мрачно заявил он. – Мотор дурацкий, и устарел, и неэкономно… и вообще глупо. Что за машина, если ей нужны тормоза! Должна сама останавливаться. И почему нужны рессоры – потому что едешь по земле на колесах, а на них еще какие-то сосиски? Я говорю, машины все такие, а наша – новая и очень хорошая. А он говорит, чепуха, наша машина дурацкая, и опасная, и только дурак может выдумать такую громыхалку, и дурак на ней поедет. А потом я не все помню, я очень рассердился. И плевать мне на этого Чокки! Наша машина – первый класс.
Тяжелый случай… Сердился он искренне; было ясно, что мальчик перенес настоящую яростную схватку. Я больше не сомневался, что надо посоветоваться с психиатром, а то сделаешь неверный шаг. Однако я не сдался.
– Какой же должна быть машина, по его мнению? – спросил я.
– Вот и я так спросил! – сказал Мэтью. – А он говорит – там, у них, машины без колес. Они едут немножко над землей и совсем бесшумно. Он сказал, для наших машин нужны дороги, и скоро все они друг друга передавят. А хорошие машины просто не могут врезаться друг в друга.
– Да, это было бы неплохо, если удастся сделать, – согласился я. – Только где – «у них»?
Мэтью нахмурился:
– Мы никак не разберемся. Понимаешь, когда неизвестно, где все остальное, не поймешь, где ты сам.
– Ты хочешь сказать, у вас нет точки отсчета? – предположил я.
– Да, наверное, так, – неуверенно отвечал Мэтью. – Я думаю, он живет очень далеко. Там все другое.
Я хмыкнул и пошел другим путем.
– А сколько ему лет?
– Да хватает, – сказал Мэтью. – У них там другое время. Мы подсчитали, что по-нашему ему лет двадцать. Только он говорит, что проживет века два, так что двадцать – это еще немного. Он считает, что очень глупо жить лет до семидесяти.
– Он многое считает глупым, – заметил я.
Мэтью пылко закивал.
– Ой, много! – согласился он. – Чуть не все.
– Прискорбно… – сказал я.
– Иногда надоедает, – признал он.
Тут Мэри позвала нас ужинать.
Я совершенно не знал, что делать. По-видимому, у Мэтью хватило осторожности, и он не рассказал приятелям про Чокки. Наверное, он решил поделиться с Полли новым другом – и зря. Но говорить ему с кем-то надо, а после истории с машиной надо было и выплакаться, для чего я очень подходил.
Когда я рассказал Мэри про машину, она предложила спросить нашего домашнего врача, к кому же лучше обратиться. Я был против. Эйкот – приличный лекарь, но мне казалось, что для этого дела у него кишка тонка. И потом, Мэтью его не любил и ему бы не доверился. Скорей он обиделся бы, что мы его выдали, и замкнулся бы в себе.
Мэри подумала и согласилась со мной.
– А все-таки, -сказала она, – дело зашло так далеко, что пускать на самотек уже нельзя. Надо что-то делать. К случайному психиатру не будешь обращаться. Нужен хороший, подходящий, чтоб кто-нибудь его знал…
– Кажется, есть, – сказал я. – Алан недавно вспоминал одного нашего парня из Кембриджа, некоего Лендиса. Рой Лендис. Алан с ним дружил, и сейчас они видятся. Этот Лендис как раз занялся психиатрией. Он бы нам подсказал, с кем посоветоваться. А может, это по его специальности. Попробуем, а?
– Хорошо, – согласилась Мэри. – Замани его сюда. Все лучше, чем сидеть сложа руки.
Время и профессиональный навык творят чудеса. В элегантном человеке с бородкой, который пришел в клуб, чтобы с нами пообедать, я с трудом узнал неряху-студента и подумал, что его внешний вид внушает доверие и немножко пугает. Мне стало чуть-чуть не по себе.
Тем не менее я прыгнул в воду. Я подчеркнул, что нам срочно нужен совет, и рассказал про Мэтью. Слушая меня, Лендис становился все проще и внимательней. История с машиной очень заинтересовала его. Он задал несколько вопросов; я ответил, как мог, и во мне родилась надежда. Потом он согласился приехать к нам через неделю и объяснил, как подготовить почву. И я со спокойной совестью доложил Мэри, что дело наконец сдвинулось с места.
Назавтра я сказал Мэтью:
– Знаешь, вчера я обедал с моим старым другом. Наверное, он тебе понравится.
– У-гу, – промычал Мэтью, не слишком интересовавшийся моими старыми друзьями.
– Мы говорили о машинах, – продолжал я, – и он думает примерно как твой Чокки. Он говорит, что теперешние машины – очень топорные.
