- Всё равно нехристь! И чуждый элемент! - не сдавался Гарька.
О том, что Снейп был офицером в царской армии и даже получил крест за отвагу, знали многие.
- Север прав. Не надо было отбирать сахарные головы у старухи.
- Ну да, как чай с сахаром пить - тут никто не рыпается! Снейп - тот вообще стрескал этого сахара больше всех! Да и забрал-то я у неё меньше половины.
- Пошли в хату, там самовар сейчас закипит, - примирительно сказала Георгина. - Попьем чайку на дорогу.
- Небось, для Севера самоварчик ставила, - поддел её Горшечников.
- Вздор городишь! - ощетинилась подруга.
После памятного боя под Чаплыжным комиссар, как похмельный, выполз к полудню из своего закутка и с тех пор на Георгину только косился и норовил отослать подальше от себя.
- Куда это комиссар полетел? - подкатился Ромка Улизин.
Георгина сдвинула брови.
- Нам, друг, его пути безразличны, - проговорил повеселевший Гарька. - Идём в разведку. Будем Шмелёва искать.
Георгина пошла собираться.
- Она с нами, - сказал Горшечников.
Улизин приосанился.
- Мириться хочет, - сказал он важно. - Сразу, понятно, не прощу. Надо своё главенство показать, чтоб неповадно было.
Гарька не стал смеяться над другом и даже улыбку спрятал, отворотившись.
Георгина на Ромку теперь смотреть перестала. Прошла любовь, завяли незабудки. Сунулся он было к ней - вышибла из хаты прикладом, да так, что долго ещё перед глазами у Ромки кружили жёлтые птички.
- Не пойдёт Шмелёв через Темнолесское, - сказал Горшечников, как выехали за околицу.
- Это почему? - спросила Георгина.
- Зачем крюк делать? Я так думаю, он через Кущевку двинется.
- Комиссар сказал…
- А тебе бы всё комиссару в рот заглядывать! Или куда ты там ему заглядываешь… - Ромка повернул коня вслед за Гарькой.
Георгина отстала.
- Ромка, придержи язык, - предупредил Горшечников. - Георгина мне друг.
- А я не друг? - обиделся Улизин.
- Друг, - согласился Гарька. - Но слов таких больше не говори.
Георгина, красная, как маков цвет, нагнала их на повороте.
Спустилась тьма - не видать дороги. Решили заночевать, а утром продолжить путь. Прихлестнули коней к тополю, развели костерок, пожевали хлеба и легли спать. Георгина устроилась по одну сторону костерка, парни - по другую.
Зажглись звезды, выкатился блестящий, похожий на начищенную медаль, месяц. Гарька поднял тяжёлую голову с седла.
- Я стерегу, стерегу, - пробубнил сонный Ромка.
- Ага. Я сейчас.
Не станешь же рядом с Георгиной нужду справлять - отошёл подальше, за кусточки.
Только успел он расстегнуть порты да заворотить рубаху, как застучали копыта; смутная тень вороном пролетела по еле розовому закатному краю.
«Бес», - подумал Гарька спросонья, но вмиг опомнился и выругал себя за предрассудки.
Всадник повернул к зарослям.
Гарька решил, что кричать «Стой! Кто идет? Стрелять буду!», когда выстрелить он может только из того, что промеж ног, - дело неразумное.
Он вернулся к костерку, схватил наган и пихнул Ромку в бок.
- Принесло кого-то.
Улизин схватился за винтовку. Георгина спала, завернувшись в попону.
- Шуму лишнего не подавай, - Гарька подтянул штаны и нырнул в бурьян.
Добежали до леска, выглянули.
- Комиссар!
Горшечников зажал Ромке рот ладонью, прижал к земле.
- Гляди, с кем он! Это же Злоклятов.
Лица было не разглядеть, но Гарька ни с какой другой не спутал бы эту фигуру в чёрной черкеске. Газыри блестели в свете луны, блестел серебряный желудь на темляке терской шашки.
- Он в банде Безносого, вместе с сыночком своим, - шептал Горшечников, наливаясь свинцовой ненавистью. - А комиссар-то, шкура, продать нас решил.
Улизин захрипел, спихнул с себя Гарьку.
- Чуть не задушил, чертяка.
Злоклятов договорил со Снейпом и огляделся, поигрывая нагайкой, будто примерялся, кого бы хлобыстнуть. Не нашёл, вскочил в седло.
Комиссар проводил его взглядом.
- Я затвор потерял, - сказал Ромка.
Гарька, скользя потными пальцами по рукояти нагана, выломился из кустов.
- Горшечников? - удивился комиссар. - Ты здесь откуда? Я вас к Темнолесскому посылал.
- Безносому продался! - Гарька кинулся на Снейпа.
Ромка бросил искать затвор и навалился на Севера тоже. Еле одолели: комиссар вертелся, как салом намазанный, тыкал кулаками в самые больнючие места. Стрелять, однако, не стал. Наконец заломили ему руки, захлестнули ремнем. Гарька размахнулся и со всей пролетарской злости ударил предателя.
- Дурак, - Север плюнул кровью. - Спросил бы сначала…
- Трибунал с тебя спросит. Двигай, гад.
Ворот комиссарской гимнастерки разорвался, обнажая костлявые ключицы. На горле - уродливый белый шрам от германского осколка.
«Сразу бы и сдох, контра», - подумал Гарька.
Георгина стояла над костерком с винтовкой наперевес. Увидала комиссара - глаза стали, как плошки. Тот неловко усмехнулся, отвёл взгляд.
- Вы сдурели?
- Он шпион! Предатель! - закричали Ромка с Гарькой наперебой. - С Злоклятовым сговорился!
Снейп - Георгине:
- Я не могу сказать, зачем. Так надо было.
- Кому? - закричал Ромка, замахиваясь. - Тебе? Безносому?
По лицу комиссара прошла судорога бешенства, но он сдержался и промолчал, лишь поглядел на Улизина так, что у того кулак сам собой разжался.
- Гарька, я ему верю, - пристала к Горшечникову Георгина. - Надо разобраться…
- Ужо разберутся, - пообещал Улизин. - И как он нас продал, и за сколько.
- Неправда!
- Ну, затрещала, - Ромка от злости перекусил цигарку. - Поставим комиссара к стенке, тогда поговорим с тобой по-свойски.
Георгина вытерла слёзы и саданула Ромку по уху. Кудрявая папаха покатилась по земле. Гарька вздохнул.
- Ш-шалава, - Улизин отряхнул шапку, нахлобучил на запылавшие уши.
- Пристрелю, - выплюнула Георгина, вскочила в седло, поставила коня бок о бок с комиссарским.
- До чего вредная женщина, - сказал Ромка потерянно. - Сама же с комиссаром того… этого, и я же ещё виноват.
Он посмотрел на друга в поисках сочувствия.
