всеобщую несобранность и безалаберность. Тоталитарной жестокости достаточно, чтобы изменить поведение людей, но не их психологию. Подданных можно подвергать немыслимым страданиям, обвинять в том, чего они не совершали, наказывать за «попрание норм коммунистической морали», превратить в тварей дрожащих, но всего этого мало, чтобы увековечить себя властелином планеты.
Хрущев считал иначе. Надо ударить первым, это главное. Но ударить не по условному противнику, от которого неминуемо последует возмездие, а по всей планете. Как кулаком по столу. Чтобы все на том столе подпрыгнуло, завалилось и потекло. Чем ударить - это вопрос. Но это вопрос к победителю, которого уже не осудят. Так он считал.
Победители пишут историю, побежденные - мемуары. О том, что могло быть и не получилось, Хрущев писал мемуары.
Из двух зол он всегда выбирал злейшее. Впечатления от его «хрущоб» и кукурузы неизгладимы. Как и от голодных бунтов, подавляемых с беспощадной жестокостью. Новочеркасск остался в памяти двух поколений, но об иных народных волнениях с куда большим накалом - в Воркуте, Казахстане, Челябинске-почти
