Фанатик

Юрий начал говорить что-то ещё, но Каша прервал его, даже не взглянув:

— Гражданин комиссар, не будет никакого обсуждения моих действий. Единственное, чего я жду от вас в настоящее время — вашего предложения о том, кто вас заменит. С настоящего момента и пока постоянную замену не пришлют из Нового Парижа, я приму на себя обязанности гражданина комиссара Джамки по надзору за гражданкой адмиралом Чин. Но я буду нуждаться в ком-то для замены вас, как гражданина комиссара коммодора Огилви.

Тишина. Темные глаза прыгнули обратно к Юрию.

— Гражданин комиссар Радамакэр, немедленно назовите вашу замену.

Юрий поколебался. Потом сказал:

— Специальный следователь, я рекомендовал бы капитана Государственной Безопасности Шарон Джастис. Она…

— Минуточку, пожалуйста.

Разжав кулаки, Каша быстро заработал на клавиатуре. Спустя секунды появился информационный экран. С того угла, с которого он на него смотрел, Огилви не был уверен, но было похоже, что это картотека персонала.

Каша с минуту изучал экран.

— Она прикомандирована к КНФ[1] «Правдивость», одному из линкоров эскадры Бета. Согласно этому — хороший послужной список. Фактически, превосходный.

— Да, специальный следователь. Шарон — гражданка капитан Джастис — бесспорно является моим самым способным подчиненным и она…

Твердый резкий голос снова прервал его.

— Она также арестована. Я уведомлю её по завершении этой встречи и прикажу ей немедленно прибыть на этот корабль.

Юрий выпучился на него. Жан-Пьер был убежден, что его собственные глаза были столь же круглы от недоверия.

Глаза Женевьевы, наоборот, сильно сузились. Отчасти это было из-за обусловленного генетикой разреза, но Огилви знал её достаточно хорошо, чтобы понимать, что основной причиной был гнев.

— И в чём может быть причина? — потребовала ответа она.

Взгляд Каша переместились к ней. На его лице всё ещё не было никакого выражения, кроме своего рода отстраненной серьезности.

— Гражданка адмирал, это должно быть очевидным. Народный комиссар Радамакэр может быть вовлечен в заговор против государства. Убийство его непосредственного начальника Роберта Джамки предполагает это как возможность. Если это так, то, при данных обстоятельствах, он естественно выбрал бы для замены доверенного члена своего заговора.

— Это безумие!

— Да, измена против государства — форма безумия. Таково, по крайней мере, моё частное мнение, хотя это, конечно, не послужит оправданием перед Народным Судом.

Женевьева, обычно образец самого спокойствия, почти шипела:

— Я имела в виду, что обвинение безумно!

— Неужто? — Каша пожал плечами. Жест, на сей раз, был не столь минимален. И хотел Каша этого, или нет, легкое движение плеч только подчеркнуло, насколько широкими и мускулистыми были они. Намного более мускулистыми, чем мог бы предположить Огилви из голограммы, которую он видел несколькими днями ранее. Огилви также не сомневался, что человек был фанатиком физических упражнений. Естественное телосложение Каша было худощавым, и мускулы, который он развил, были скорее гибкими, чем массивными. Но сила его индивидуальности развеивала всяческие сомнения коммодора на счет того, насколько безжалостно этот молодой человек возьмётся за любое дело — включая его собственное физическое преобразование.

Каша продолжил:

— Могу вам заметить, гражданка адмирал Чин, что большую часть времени на пути сюда я провёл в изучении отчетов по Ла Мартину. И одно обстоятельство является подавляюще очевидным: надлежащая дистанция между Государственной Безопасностью и Флотом крайне размыта в этом секторе. Что было только подтверждено вашим собственным раздражением моими действиями. С чего бы адмирала Флота заботило, какие распоряжения отдаёт своим сотрудникам Государственная Безопасность?

Чин мгновение промолчала. Потом её глаза превратились в сущие щёлки, и Огилви задержал дыхание. Он едва не закричал ей. Ради Бога, Женевьева, заткнись! Этот маньяк готов арестовать кота за зевок!

Слишком поздно. Женевьева Чин не часто теряла самоконтроль. И обычно это происходило не очень бурно. Но низкое рычание, которое сейчас вырвалось, содержало весь резкий сарказм, на который она только была способна.

— Ты высокомерный осёл. Брось бюрократические мысли, что в бою сможешь придерживаться всех правил и инструкций в полном объёме. Позволь объяснить тебе, сопляку, что когда ты ставишь людей бок о бок в трудных обстоятельствах — в течение многих лет мы были здесь предоставлены самим себе, черт тебя побери, и проделали чертовски хорошую работу…

Офицеры Государственной Безопасности, пользующиеся привилегией сидеть в присутствии Специального Следователя, начали несвязно выражать своё возмущение. Два офицера ГБ, стоявших у стены, двинулись вперед, как будто намереваясь схватить Чин. Сама адмирал, несмотря на возраст, без труда приняла боевую стойку.

Сейчас будет драка!

Огилви судорожно думал, пытаясь найти какой-то путь к…

Бах!

Он подскочил. Как и все находившиеся в комнате. Удар Каша ладонью по столу прозвучал как небольшой взрыв. Жан-Пьер Огилви пригляделся к руке Специального Следователя. Кисть не была особенно большой. Но, как и плечи, она была жилистой, массивной и выглядела… очень, очень твердой.

К тому же на лице Каша впервые появилось выражение. Сузившиеся глаза, сжатые челюсти и пристальный взгляд, исполненный холодной ярости. Но, что странно, всё это было нацелено не на адмирала Чин, а на двух шагнувших вперёд офицеров ГБ.

— Вам были даны какие-либо указания? — резко спросил Каша.

Те два офицера застыли на полушаге.

— Были даны?

Они торопливо помотали головами. Потом так же торопливо шагнули назад и заняли своё прежнее место возле стены. На этот раз в напряженной стойке «смирно».

Твёрдый взгляд Каша переместился к офицерам ГБ сидящим на диване и двух креслах.

— Теперь вы. На случай, если у вас нелады с основами геометрии, должно быть очевидно, что подобающие отношения между ГБ и Флотом вряд ли разрушились бы в этом секторе без участия обеих вовлечённых сторон.

Одна из двух офицеров ГБ получивших право на кресло в помещении, о котором Огилви понемногу начинал думать как о Приёмной Фанатика, начала было возражать. Жан-Пьер знал только её имя — гражданка капитан Джиллиан Галланти, старшая из двух капитанов, командовавших супердредноутами «Гектор Ван Драген» и «Джозеф Тилден» — и больше ничего.

Каша расправился с ней так же быстро, как и со всеми остальными.

— Тихо. Можете вы управиться с геометрией, или нет, ваше понимание простой арифметики оставляет желать лучшего. С каких пор два СД должны держать свои импеллеры включёнными для контроля над оперативным соединением линкоров и крейсеров? Не принимая во внимание бесполезный износ народного оборудования, — слова были произнесены как будто с заглавной буквы, «Народного Оборудования», — вы также неделями держали парализованным Народный Флот. Неделями, гражданин капитан Галланти, и таким образом предоставили мантикорским элитистам полную свободу действий для нанесения ущерба торговле в этом секторе. Всё это, заметьте, во время самого отчаянного часа Республики, когда аристократ граф Белая Гавань и его казаки