себе на публике резких высказываний о безнравственности не позволяла. Даже на Увеке что-то такое, в ограниченных масштабах, позволила.
Потом ещё на пару торжественных открытий меня вытаскивала, и никогда не забывала взять с бизнесменов за наши визиты хорошую цену. Хм... Вот гляжу я на движения по моему счёту, и прихожу к выводу, что не такая уж это и скверная штука -- брак.
***
Покуда я отбивался от прочих синклитиков, интересовавшихся, лучше женатому, или просто чаще, союз двух сердец -- моего и Яхимбаевой, -- вызвал в скоплении немалый переполох. Официально о Каракорумо-Эллинском союзе пока не объявлялось, да и пункты пакта постоянно подвергались корректировке (тут уж мы с Солодухиной, как юристы, развернулись), но истинная подоплека нашей свадьбы ни для кого из политиков и телеполитологов загадкой не была. Невзирая на то, что Данченко с Деулиным сливали по своим каналам самую разнообразную дезу, вплоть до того, что сам налет нашего флота на Увек преследовал единственную цель заполучить только и исключительно Луизу, никто кроме романистов и сериальщиков всерьёз эти версии не воспринимал. Единственным фактором, каковой заставлял усомниться (очень и очень ненадолго) в том, что наш брак есть политический союз двух держав, было продолжающееся терраформирование Саратау. Денежек в этот проект было вложено столько, что не заподозрить наш тут корыстный интерес было сложно. Впрочем, экономические резоны двух наместников, якобы решивших объединить свои капиталы таким вот способом, отбрасывались сразу после того, как размышляющий над ситуацией человек задавал себе простой вопрос: 'Кто бы им позволил без согласия Синклита и Хурала сочетаться?'
Конечно, те кто меня хорошо знает, и при том не столь дурного о мне мнения, чтобы считать невозможным для меня по настоящему полюбить, в связи с чем начать делать глупости, задали бы контрвопрос 'А кого он спросит?' -- но идио... э-э-э, я хотел сказать, таких людей в Сенате, Логретте и Стренстаге как-то не нашлось. Таким образом, все потуги разведчиков и контрразведчиков, все их байки, скормленные соседской агентуре, все уловки и ужимки оказались тщетны. Эллада с Каракорумом были взвешены, и признаны опасными.
Этрусский триумвират тут же перестал вертеть носом, вынюхивая, кого бы в 'Галактике' осчастливить дружественным визитом своих армии и флота, нацелившись на наш альянс. Вероятно, этруски планировали бить нас поодиночке, однако, не будучи уверены в способности, разбив один из флотов, осилить и разгром второго, активно начали искать союзников в грядущем мероприятии. А вот тут им не тут как тут! Не имеющий общих границ с Каракорумом, и обладающий довольно тонкой связью с нами Аахен за интересы Этрурии драться отнюдь желанием не горел, наоборот, примеряясь устроить принцепсу мартовские иды, едва этруски ввяжутся в войну. Часть Стренстага, правда, склонялась к идее поживиться за счёт Аллезии, что для Логретты какой-то тайной за семью печатями не являлось, и отвращало гёдаров от идеи о антикаракорумском союзе. К тому же дипломаты Хурала в это время активно разыгрывали мидлсборскую карту, не уставая напоминать, в том числе через СМИ, что первыми эту колонию захватили всё же аллезийцы, а потому владение Этрурией Мидлсборо абсолютно незаконно. Дипломаты Аллезии в ответ требовали вернуть Кожевникова и все без исключения его денежки, на что получали твёрдый ответ, что и с Дону-то выдачи нет, а уж с Селенги -- и подавно. Не то, чтобы чингис Арифулловой так уж нужен был муж, но полученные от него деньги уже были пущены в дело, а сам он введен в состав Хурала, и народ выдачу нойона, даже столь непопулярного, иноземцам, попросту бы не понял.
Триумвират, не видя понимания со стороны Логретты, попытался договориться о разделе Аллезии с Каракорумом -- в это время минимум с нашей стороны Этрурия была бы обезопашена, -- однако наткнулся на непонимание со стороны Стальной Чингис. Принцепс в прошлом не раз отзывался о возглавляемом ею государстве как о чем-то отжившем и нежизнеспособном, что давно уже пора раздуванить другим державам, и хотя высказывания эти и не были публичными, Арифуллова о них, слава разведке, знала. Кроме того, от союза с Этрурией Хурал уклонялся и по причине, озвученной ещё фрекен Бок в советском мультфильме про Карлсона: 'Я Вас боюсь'.
С учетом качества сенатской помощи Игонину -- немудрено.
На тему разделить Каракорум, кстати, Шейко обращался и к нам (он даже тройничок с Гаджиевой предполагал), однако Скуриди его просто на смех поднял: тактический союз для уничтожения нашего соседа и, на минуточку, активного торгового партнера, неизбежно приводил нас к столкновению со все той же Этрурией и, вполне вероятно, Аллезией.
Попытка же Триумвиров вовлечь в войну с нами Аахен и вовсе привела к парадоксальным и неожиданным последствиям: Стренстаг внимательно выслушал официальное послание Сената, канцлер Спесивцев благодушно покивал, после чего, на следующий же день, Аахен объявил о разрыве дипломатических отношений с Аллезией, якобы давшей приют уцелевшим пиратам (что, кстати, было чистой правдой), и начал передислокацию флота к угадайте-чьим границам. Годи тяжко вздохнув произнесла 'Невиноватая я, он сам пришел', и подписала с чингисою пакт о ненападении, экономическом сотрудничестве и незыблемости границ, попутно выдвигая свои силы к Херонее.
Триумвирам, при таком раскладе, было отчего почесать в затылках. С одной стороны, очень соблазнительным выглядело выступление на чьей угодно стороне во время аллезийско-аахенской драки, однако от участия в заварушке можно было получить не только трофеи, но и удар с тыла, от Каракорума и Эллады. С другой стороны, покуда Аахен и Аллезия будут друг другом заняты, имелся шанс переломать хребты Синклиту и Хуралу, но, опять же, как я уже упоминал, уверенности в победе у сенаторов отнюдь не было. Вот и застыли они раскорячившись, как та обезьяна из анекдота, не зная, куда им идти -- к умным, или к красивым. Хотелось и к тем, и к другим, и ещё к богатым.
***
Интересно, почему для меня все войны начинаются посреди ночи, часов около четырёх, когда сон самый сладкий? Где ж я так нагрешил-то?
Продрав глаза под противный рёв зуммера срочного вызова, я сел на постели, нажал клавишу связи и уставился в стоящий на прикроватной тумбочке монитор.
-- Привет, Анжел, что случилось? -- хриплым со сна голосом поинтересовался я.
-- Вызов от архистратига, командир. -- ответила флигель-адъютант.
Вот как ей не стыдно быть такой бодрой и при параде, когда я так сильно спать хочу? Никак не стыдно, я полагаю.
-- Соединяй. -- я зевнул так, что чуть не вывихнул челюсть. -- Поговорим.
-- А... -- секретарь выразительно поглядела на меня.
-- Если Солодухина увидит что-то новое, это будет большое открытие в человеческой физиологии. -- я стянул со спинки стула китель (моя раздолбайская натура так и не позволила мне приучиться пользоваться вешалками в платяном шкафу), и набросил его прямо на голое тело. -- Так лучше?
-- Пожалуй нет. -- честно ответила Анжела. -- Гораздо хуже.
-- Ну и... -- я движением плеч сбросил китель на кровать. -- Так поговорим, по простому, почти по семейному. Соединяй.
Экран мигнул, и на экране появилась наша Верховный Главнокомандующий. Выглядела она усталой и замордованой жизнью, макияж... скажем так, он не блистал.
-- Что, тоже не спится? -- невесело усмехнулась она, глядя на мою опухшую со сна физиономию.
Ага, язвит, значит дело хоть и срочное, но в бомбоубежище бежать пока преждевременно.
-- Ем не досыта, сплю без просы... Недосыпаю, в общем. -- я попытался пригладить взъерошенные волосы на башкире. -- Случилось чего, или ты так, поболтать звонишь?
-- Поболтать я и с телевизором могу. -- вздохнула Света. -- Началось, Андрей. Полчаса назад флот Аахена вышел в систему Херонеи. Одновременно, через червоточину, началась высадка аахенской армии на Астурике, их Логинов там сейчас привечает. Данные пока неточные, но, похоже, канал они пробурили нестабильный, вряд ли закрепятся.
Да и просто захватить центральную систему второго класса, полную солдат и готовую к обороне -- та ещё задача.
-- В любом случае, период политической неясности кончился, мы тоже выступаем. -- подвела черту под вышесказанным архистратиг.
