фитнесс-клуба с дочкой его хозяйки.
— Да, — улыбнулась Елена Николаевна, — раньше все было совсем по-другому, — грустно сказала она. — Вы знаете, Ирочка? Можно я буду вас так называть? — спросила Крылова.
— Конечно, — кивнула я.
— Так вот, Ирочка, — продолжала она, — мы дружили втроем: Аллочка, Аня Степнова и я, — она развела руками. — Но деньги… — Крылова задумалась, подбирая подходящее выражение, — деньги меняют людей, — наконец проговорила Елена Николаевна. — Анюте каким-то образом удалось настроить Аллу против меня. Это случилось сразу после аварии, но еще до того, как Алла и Аня взялись за клуб. Алла мне так до сих пор ничего и не объяснила, — Елена Николаевна говорила с обидой в голосе, — но после отъезда Ани взяла меня к себе на работу: я к тому времени оказалась совсем в бедственном положении, — объяснила она, — в НИИ меня сократили, и мне предстояло выбирать: идти торговать на лоток или принять предложение Аллы… Про гордость пришлось забыть, — Крылова прикусила губу. — А с Лидочкой мы все это время продолжали общаться, после всей истории с Гоффманом, кроме меня, у нее не осталось близкого человека…
— А что собой представляла Анна? — С каждой минутой дело, в которое я оказалась невольно втянутой, представлялось мне все запутаннее.
— Анна? — переспросила Елена Николаевна с горькой усмешкой. — Даже не знаю, что и сказать, — пожала она плечами.
— Говорите как есть, — попросила я, приготовившись к ошеломляющим разоблачениям.
— Про покойников плохо не говорят… — вздохнула Елена Николаевна.
— Попробуйте быть беспристрастной, — сказала я, переглянувшись с Костей.
— Сначала Анюта представлялась мне восхитительной женщиной, — призналась Елена Николаевна. — Искренней, чистой, красивой! — проговорила она. — Но, видно, я ошибалась. — Крылова подошла к окну, я и не заметила, как в руке у нее появилась сигарета. — Анна все время плела какие-то интриги, — презрительно скривилась она, чиркнув зажигалкой. — И потом эта история с аварией… Она всегда казалась мне подозрительной!
— Что вы имеете в виду? — насторожилась я.
— Автомобильную катастрофу, — ответила Елена Николаевна, — в которую попала Аллочка.
— Так, значит, это не был несчастный случай?! — изумленно воскликнула я. — Но Алла Владимировна ничего нам об этом не рассказывала…
В этот момент хлопнула дверь, и через порог переступил Герман Генрихович.
— А… — проговорил он несколько раздраженно, — вы еще здесь? — Гоффман перевел взгляд с меня на Елену Николаевну. — Как освободитесь, зайдите ко мне! — приказал он недовольным тоном и вышел из кабинета.
— Ой! — Крылова прижала ладони к щекам. — Что я наделала! — каким-то неестественно тонким голосом пропищала она. — Гоффман же наверняка все слышал! — Лицо Крыловой стало пунцовым. — Он же выгонит меня на улицу! — всхлипнула она.
— Успокойтесь, пожалуйста, — я тронула ее за плечо.
— Да, да, — проговорила Елена Николаевна, — мне надо взять себя в руки! В конце концов, чему быть, как говорится…
— Вы рассказывали об аварии, — напомнила я.
— Поймите меня правильно, Ирина Анатольевна, — сказала Крылова в ответ, — я и так тут вам наговорила всего…
Елена Николаевна извлекла из полупустой пачки очередную сигарету с ментолом, — а это ведь может стоить мне работы, — продолжала она, — и при этом чертовски хорошо оплачиваемой, работы… Мне жаль Аллочку, — вздохнула она, — но мне почему-то кажется, что ей из этой паутины уже не выбраться…
— Но почему? — удивилась я, прекрасно отдавая себе отчет в том, что как детектива Елена Николаевна меня совсем не воспринимает. Ей гораздо больше импонировала Ирина Лебедева — автор и ведущая программы «Женское счастье».
— Интуиция! — уклончиво проговорила Крылова.
— И вы больше ничего не хотите мне сказать? — разочарованно осведомилась я.
— Нет. — Елена Николаевна покачала головой. — Клуб скорее всего достанется Гоффману, а мне с ним еще работать, — мрачно закончила она. — Мне бы хотелось, чтобы вы меня… оставили, — проговорила извиняющимся тоном Крылова. Было заметно, что Елене Николаевне отказывать мне неловко, но тем не менее решение она приняла окончательное и бесповоротное, так что обжалованию оно не подлежит.
— Ну, что ж, как знаете, — ответила я, потому что не видела смысла в том, чтобы настаивать. — Но вы не могли бы ответить на мой последний вопрос? — попросила я.
— Ирина Анатольевна, — сухо ответила Крылова, — вы же знаете, что я тороплюсь! Герман Генрихович…
— Как фамилия охранника, дежурившего в четверг? — не сдавалась я.
— Не помню, — ответила Елена Николаевна. — К сожалению, — добавила она, — кадровые вопросы не входят в мою компетенцию. Этим занимается Гоффман.
— Можно от вас позвонить?
— Звоните, — обреченно ответила Крылова. Она, наверное, уже была не рада, что распустила язык.
Я вытащила из сумочки визитку Рокотова, любезно предоставленную мне Германом Генриховичем. Однако рабочий телефон Игоря Викторовича упорно не отвечал: длинные телефонные гудки резали слух. «Все ушли на фронт!» — мысленно констатировала я, представив табличку подобного содержания на дверях юридической консультации «Фемида».
— Вымерли они там все, что ли?! — возмутилась я вслух.
— Что, адвокат не отвечает? — сочувственно поинтересовался Костя.
— Не отвечает, — вздохнула я.
— Ириша, а ты попробуй ему домой позвонить, — посоветовал Шилов.
— Ирочка, а вы не могли бы побыстрее? — взмолилась Елена Николаевна. — Гоффман меня убьет!
— Герман Генрихович сам нам позволил поговорить с сотрудниками, — заметил Костя.
— Опасаюсь, что он подслушал наш разговор, — нервничала Крылова.
Я тем временем набирала номер, указанный на визитке. В этот раз телефон все-таки ответил. Приятный мужской голос сказал в трубку короткое:
— Да?
— Пригласите, пожалуйста, Игоря Викторовича, — попросила я.
— Я вас внимательно слушаю, — ответил голос.
Я представилась:
— Ирина Лебедева.
Но никакой реакции вроде: «Какая удача, я по телевизору только вас и смотрю!» — не последовало. Судя по всему, «Женское счастье» не входило в число его любимых программ. Да и Алла Владимировна, похоже, ему ничего обо мне не рассказала. Хотя это показалось мне странным, учитывая тот самый телефонный звонок…
— Да, я вас слушаю, — невозмутимо повторил Рокотов.
— Я веду телепрограмму…
— Я в курсе, — ответил адвокат. — Алла Владимировна поставила меня в известность!
— Очень хорошо, — обрадовалась я. — Мы не могли бы встретиться с вами?
— Не вижу в этом необходимости, — бесцеремонно ответил Рокотов и бросил трубку.
Я не поверила своим ушам. Такое поведение можно расценивать ни больше ни меньше как мужской шовинизм.
— Ну что? — заинтересованно осведомился Костя.
— Этот… Рокотов отказался со мной разговаривать! — вспыхнула я. — Нет, но это же… — Я не находила слов, чтобы выразить свое возмущение.
— Полнейший беспредел, — согласился Костя, улыбнувшись краешком губ.
