меня здесь порядки простые, пацанские, все ништяк и без понтов.
Я поняла, что курить можно и хозяин гостей любит, кивнула и закурила.
Вернувшийся Константин поставил передо мною пустую банку из-под шпрот, как видно, давно уже привыкшую быть пепельницей, и тут Ромка, стоящий у серванта, пробормотал:
— Ну в общем, Константин, это вот Ольга Юрьевна, а это Виктор. Ольга Юрьевна, она у нас главный редактор, я тебе рассказывал, а Виктор фотограф и классный па… человек.
Константин задумчиво посмотрел на меня, потом более внимательно на Виктора и, наконец-то решившись принять нас без дальнейших расспросов, пододвинул себе стул и сел напротив меня.
Мне это было очень удобно. Я скользнула пальцами к диктофону и нажала кнопку, одновременно с этим кашлянув, чтобы заглушить щелчок.
— Извините, дымом поперхнулась, — по-простому объяснила я, и в глазах Константина мелькнуло одобрение, и внешне он как-то расслабился.
Вот так одним покашливанием я убила двух зайцев сразу: незаметно включила диктофон и дала понять нашему хозяину, что я нормальный человек. Хотя, как было видно по его домику, таких дам, как я, здесь не бывало. Да и не будет никогда, это-то понятно.
— Вы хотели со мною переговорить, Константин, — сказала я, — слушаю вас.
— Есть такое дело, — сказал Константин. — Понимаете, может быть, все это и будет странно звучать, но дело в том, что я в завязке и не хочу больше чалку надевать. Мне одного раза хватило вот — по самое. Не хочу!
— Ну почему же странно, — ответила я, — по-моему, это нормальное желание — не хотеть больше в тюрьму. А для этого достаточно не совершать правонарушений.
— Не правильно понимаете, — усмехнулся Константин. — Чтобы не залететь, достаточно быть осторожным. Газеты-то читаете? — Константин словно продолжал со мною дискуссию, начатую с кем-то накануне — Бывает, — призналась я, пока еще не понимая, к чему он клонит.
— А, ну да, вы же их пишете, — вспомнил Константин. — Так вот, по статистике, по честной то есть, а не по этой, ментовской, раскрываемость преступлений не доходит до половины. Так что выгодно нарушать закон, и можно это делать всю жизнь и числиться в нормальных гражданах. Но я не хочу всего этого. Вот так!
Константин постучал ребром ладони по столу.
— К тому же по новому кодексу лоб уже зеленкой не намажут, так что жить можно. Везде люди живут.
Константин опустил голову, подумал и продолжил:
— Короче, завязал я, но не все в это верят. Многие пацаны думают, что я просто замерз.
— Простите? — переспросила я.
— Ну, дурочку канаю, притворяюсь то есть и готовлю дело. Но это не так. Но людей ведь не убедишь, что ты не верблюд!
Я понимающе кивнула. С последним тезисом я была согласна, а насчет всего остального пока, говоря родным языком Константина, была в непонятках и не в курсах.
— А короче, подкатывает ко мне как-то один приятель. Он у нас каптером был, мы с ним случайно встретились, потом, еще короче, он предлагает мне работу. Начал расписывать прямо, как Пикассо, мол, все будет в ажуре и бабок полный карман. Я сперва-то и не понял, о чем идет речь, а потом слышу, раз налет, два, потом магазин этот и встречаю снова этого дурика, а он уже приподнятый такой и пачкой денег трясет перед мордой, значит. Снова начал фаловать и намекнул, что это их работа. Ну а я отказался.
— А вы правильно его поняли? — спросила я. — Или, может быть, он шутил или говорил вообще про другое?
— Он прямо в цвет говорил, — повторил Константин, — описал даже, как они в магазине работали. И не мог все поверить, что я больше не хожу по этому коридору. А потом, когда понял, предупредил, чтобы я никому ни-ни. Ну вот, в общем.
Константин порылся в кармане брюк и достал из них мятую пачку «Примы». Я протянула ему зажигалку, и он прикурил, наклонив голову и сложив ладони так, словно находился на улице и под сильным ветром.
— Спасибо, — сказал Константин, передавая мне зажигалку. — А потом менты начали кипешиться. Ну что они могут? Участковый приходил раз пять, гнида мразотная, соседей опрашивал, меня все колол. Потом вызывать начали. Я-то уже паленый, значит, по-ихнему, первый кандидат, если не найдут настоящих-то. Я как это понял, мне так хреново стало. Они, козлы, значит, меня за человека не считают, чтобы свои задницы прикрыть и показать, что раскрыли дело, готовы меня снова приземлить на зону, а я почему терпеть должен?
Константин разволновался, вскочил со стула и начал ходить по комнате, резко взмахивая руками.
— Я пару раз ездил к Юрику, он перекрывается сторожем на стройке. Он вроде как понял и по своим каким-то делам решил отойти от дела. Но меня все равно крепко взяли. А к ментам западло прийти на бровях, все-таки Юрик свой парень. Вот я и подумал, что если вы начнете печатать статьи, типа что не нужно всех бывших хватать и заставлять их признаваться в том, чего не делали, то менты прислушаются. Я вот НТВ смотрю, вижу, прокуратура давит на них, а сама в своих силах не уверена.
Они же всегда так: чем меньше уверены, тем больше давят. Закон такой есть, вот они по нему и работают…
Слушая рассказ Константина, я напряженно думала, переводя его на нормальный язык и пытаясь понять, чего здесь было больше: правды или правдообразных фантазий. Ведь вполне возможно, что первая половина рассказа Константина была правдой, а вторая — попыткой как-то избавиться от пристального внимания правоохранительных органов.
— Кроме того, — продолжал Константин, — Юрик, ну мой товарищ, он на самом деле участвовал в этих делах и хочет теперь отстать, но попробуй скажи это ментам! — Константин вытаращил на меня глаза. — Ты вот попробуй и узнаешь, что они тебе скажут! А скажут: пусть сидит! А я с ним поговорил, и, когда предложил про газету, он сразу ухватился, потому что его подельник решил продолжать работать, он полный отморозок. Его даже сам Юрик побаивается. Подельник на самом деле опасается, что его могут грохнуть. Да и сам я тоже начал осторожничать, знаете же: береженого бог бережет!
Я переглянулась с Виктором. Ситуация прояснялась, но проще от этого не становилась. Более того, я оказывалась в двусмысленном положении: точка зрения Константина, по которой выходило, что все люди, само собой разумеется, находятся в оппозиции к внутренним органам и должны помогать другу другу на этом поприще, мягко говоря, не соответствовала моей. Однако еще предстояло разобраться в этой истории окончательно. Какие-то сомнения по поводу рассказа Константина у меня оставались.
— Вы дадите мне адрес вашего Юрия? — спросила я, аккуратно кладя докуренную сигарету в банку из-под шпрот.
— Конечно, секретов нет.
Константин легко поднялся и, подойдя к буфету, долго искал на нем то ли лист бумаги, то ли ручку, а может быть, и то и другое одновременно.
Я вынула из сумки блокнот с авторучкой и приготовилась записать адрес.
— А, у вас есть чем писать, — проговорил Константин, — ну так где он живет, я не знаю.
Я удивленно взглянула на него.
— Он не местный, не тарасовец, хату снимает у кого-то, где ж еще. Но я знаю, где он сторожит. Там мы с ним постоянно и встречались.
— Это где? — спросила я. Замечание про незнание адреса мне не понравилось. Показалось, что вся история начала отдавать каким-то водевилем. А может быть, Константин просто немного, того… фантазер?
— Так объяснить сложно, — Константин помучился с ручкой и с силой потер себе лоб, словно вручную помогая головному мозгу соображать, — ну, в общем, так, проехать к нему на работу несложно.
Это в районе стекольного завода, почти напротив второй проходной был пустырь. Так вот теперь там выстроили длинную такую халабуду девятиэтажную. Юрик ее и охраняет.
Я взглянула на Виктора, он кивнул, давая понять, что объяснения понял.
