Максим Шинкарёв
Солнце, что светит всем
Корректор молча смотрел на меня, и то ли взглядом искал на моём лбу какие-то письмена, то ли прикидывал, насколько хорошо бы они там смотрелись.
- Ты глупости пишешь. - сказал он, положил распечатку на стол и коротко черкнул резолюцию. 'Отклонить'.
Я посмотрел на резолюцию, поднял глаза на него. Терять мне было особо нечего.
- А что именно не устраивает?
Корректор опустил со лба очки и взял с края стола другую пачку страниц.
- Всё.
- Очень глубокий ответ.
- Другого не будет.
Он послюнил палец, поморщился и перевернул страницу.
Я помолчал. Прикусил губу. Поглядел на профиль Корректора. Тот не отреагировал.
Минутная стрелка отсчитала пять минут.
Корректор молча читал. Слюнил палец, морщился. Перелистывал. Жёлтый сухой свет пыльным ручейком из маленького окна под потолком стекал ему на голову, срывался со лба и щёк, задерживался на крыле носа.
- Один вопрос, перед тем как я уйду. Последний.
Корректор глянул на меня поверх очков.
- Что должно быть в тексте, на который ты не поставишь свою царапалку?
Корректор помолчал, прищурился. Оценивал, говорить или не говорить. И сказал:
- Там должен быть человек, радость, страх, труд, не знаю, любовь, если потянешь. И уж точно не должно быть всяких твоих сферических интеллектуальных менеджеров в строгих галстуках, которые всю свою жизнь кладут на то, чтобы подставить соперника из соседнего отдела. Это у тебя не люди, а так, связующий элемент в цепочке административно-бумажного говна. Ложки, которыми его лепят и хлебают. Напиши сказку.
Он опустил голову и вернулся к тексту. Послюнил палец. Поморщился.
Я вышел.
Утро началось с ругани.
Джеки вытер лоб грязной рукой, сплюнул в вырытую канаву. Прошуршал дьяк Мариус, крутя головой по сторонам и смешно тряся бородёнкой. От сильной занятости он не заметил канавы и с размаху вляпался в неё правой ногой в деревянном башмаке.
- Мать моя! - драматически воскликнул Мариус, пытаясь высвободить ногу.
Канава чавкнула и отпустила Мариуса. Без башмака.
Смешно подпрыгивая, дьяк растерянно попытался разглядеть, где остался башмак. Жёлтая жидкая глина с его штанины капала на траву.
Джеки хмыкнул и выдернул из земли лопату.
- Стой, твоё святейшество маломудрое. Да не прыгай, а то в грязь свалишься. Сейчас достанем.
Мариус растерянно оглянулся.
- Да что ж ты делаешь, оглоед! - пискнул он, глядя на перемазанного глиной Джеки. - Ты что творишь, охальник! Пораскопал тут, нечестивец!
- Но-но-но! - Джеки опустил лопату. - Сам свою башмаку доставать хочешь?
Мариус моргнул и замолчал. Доставать башмак самому ему явно не хотелось.
- Ну так как? - спросил Джеки и, не дожидаясь ответа, подошёл к канаве и выворотил лопатой кучу глины. Повозив в ней, вытащил из неё заляпанный башмак, перевернул и вылил из него не меньше пинты жидкой грязи. Постучал по земле, выбивая остатки.
- Пошли, духовное сословие. Вон лужа.
Мариус запрыгал вслед за ним.
Вдвоём они кое-как вымыли башмак - Джеки мыл, а Мариус беспомощно хлопал глазами.
- Надевай. Да ногу-то от грязи вытри, глубокомудрый ты наш!
Мариус послушно вытер ногу от глины, кое-как натянул башмак. Поморщился - вода в луже была ледяной. Поморгал на Джеки сквозь очки и сказал:
- Спасибо.
Джеки хмыкнул:
- И тебе Господь подай.
Мариус кивнул, повернулся, сделал шаг.
- Но зачем ты всё же дорогу-то перекопал?
Джеки поглядел на него, сплюнул.
- У мэра спроси. Мне десятник сказал от площади до Грегорской конюшни вдоль обочины - я выкопал. Говорит, хочет стену ставить.
Мариус снова хлопнул глазами:
- В октябре?
Джеки пожал плечами.
- Кто у нас мэр? Мы с тобой?
От нового сообщения в почте нервы мне стало дёргать, словно запущенный больной зуб.
Потирая дёргающийся правый глаз, я настучал левой:
