Леонардо да Винчи

стремлением проникнуть в тайну жизни. Это была его самая большая, но не единственная страсть, и эта одержимость разнообразными, зачастую причудливыми страстями скрывала (правда, не слишком удачно) переживавшийся им в то время кризис, одолевавшие его сомнения. Леонардо приближался к своему тридцатилетию, а Флоренция так и не предоставила ему возможности проявить себя в полной мере, потягаться с самыми великими.

«Святой Иероним»

Наконец он получил заказ, какого давно ждал: ему поручили написание святого Иеронима. Леонардо решил по-своему трактовать этот сюжет, со львом на переднем плане, а самого святого трактуя как отшельника, пребывающего в состоянии транса. До наших дней дошел лишь картон, хранящийся в Ватикане, — одно из немногих произведений, авторство которых никогда не подвергалось сомнению: его создателем всегда считался Леонардо да Винчи. Это произведение, наводящее на зрителей ужас, надо полагать, современников повергало в трепет в еще большей мере, чем нас сейчас.

В обстановке кладбищенского запустения, одним коленом на земле, с отрешенным взглядом, святой как будто собирается ударить себя камнем в грудь. Единственный, кто составляет ему компанию, — дикий лев. Аскетизм является подлинным сюжетом этого первого сфумато в истории изобразительного искусства. Сфумато представляет собой технику, которую впервые применил Леонардо да Винчи и которая заключается в вуалировании, скрадывании резких контуров. Это делалось кончиками пальцев, вследствие чего практически невозможно копировать наброски Леонардо. Здесь он пытается продемонстрировать нераздельность тени и света:

«О художник, не обводи резкой линией тела, менее крупные, чем натура, ибо не только они не могут обнаруживать свои крайние контуры, но и, на расстоянии, становятся невидимыми даже их части» — так он объясняет свои поиски в направлении сфумато. И далее добавляет: «Для того чтобы предмет составлял единое целое со всем, что его окружает, он должен нести на себе частицу соседних оттенков». Так он старается растворить фигуру в пространстве, накладывая на нее очень тонкие слои краски, чтобы смягчить контуры, создавая иллюзию того, что изображение словно подернуто дымкой — сфумато.

Изображение святого Иеронима явилось шоком для флорентийцев. Они были поражены тем, с какой точностью Леонардо да Винчи передал мускулатуру тела. Разве это не доказывало, что художник имел возможность очень близко узнать предмет изображения? Но насколько близко? Непосредственно на трупах. А на вскрытие трупов тогда смотрели косо. Именно потому и приходилось заниматься этим тайком, под покровом ночи. Однако на пути познания ничто не останавливало Леонардо, ни необходимость таиться в ночном мраке, ни трупное зловоние. Ничто не шокировало его.

Зрители содрогались при виде «Святого Иеронима», демонстрируя полное неприятие подобной трактовки известного сюжета. Леонардо, приведенный в замешательство реакцией публики, не завершил работу над картиной, которая так и осталась в виде картона. Навсегда.

Чтобы занять себя во время вынужденного простоя, в ожидании нового заказа, Леонардо, словно упражнения ради, завершает работу над мадоннами, «Благовещением», пишет пейзажи. И это приносит ему успех, за которым сразу же следует заказ, о котором он мечтал.

«Поклонение волхвов»

В июле 1481 года монастырь Сан-Донато в Скопето, нотариусом которого служил его отец, заказал Леонардо картину большого формата (246x243 сантиметра), которая должна была служить запрестольным украшением главного алтаря. Сюжет заказанной картины давно привлекал его: поклонение волхвов. Это была классическая тема, над которой размышляли все художники, особенно тосканские. На выполнение заказа Леонардо отвели тридцать месяцев.

Он с увлечением принялся за работу. Его замысел был грандиозен: он задумал ни больше ни меньше как обновление жанра. Прежде всего, Леонардо перевернул перспективу, поместив на заднем плане множество людей с тщательно прорисованными лицами. На переднем плане из сфумато выплывают смутные очертания Богоматери и младенца Иисуса. Более никого — ни отца, ни осла, ни вола… Художник отказался и от прочих атрибутов классического сюжета, таких как ореол вокруг головы младенца и традиционные зашифрованные смыслы. Как и следовало ожидать, публика была шокирована. Новизна трактовки обеспокоила заказчиков и восхитила собратьев по искусству, сразу же возвысив Леонардо до уровня самых великих из них.

Монахи были крайне недовольны. То, что представил им Леонардо, оказалось совсем не тем, что они заказывали. Художник же, успевший уже израсходовать всё, что получил от заказчиков в качестве аванса, запросил у них еще денег для переноса рисунка с картона на панно. Монахи заплатили, только на сей раз натурой, чтобы у Леонардо были средства к существованию до окончания работы, — зерном, вином, дровами… А тот опять всё израсходовал еще прежде, чем приступил к завершающей стадии работы. Монахи были в ярости, и тогда Леонардо бросил работу, в очередной раз отказавшись завершить начатое, после того как почувствовал пренебрежительное отношение к своему картону.

Картон «Поклонение волхвов» не остался в монастыре. Леонардо передал его своим друзьям Бенчи. Он отлично сознавал, каким новаторским произведением является его картина, даже и в форме картона, поэтому считал необходимым сохранить ее. Поскольку монахи отвергли ее, она будет принадлежать ему.

Во всяком случае, Леонардо был убежден в том, что даже если бы завершил работу в установленные сроки, монахи все равно не приняли бы ее: слишком резко контрастировала она с традиционными представлениями о том, как надо интерпретировать этот сюжет из Священной истории, восходящий к средневековым легендам о царях-магах (волхвах), принесенным крестоносцами с Востока. Монахи Сан- Донато в Скопето пятнадцать лет терпеливо ждали появления художника, достойного Леонардо и способного завершить «Поклонение волхвов». Им оказался сын Липпи — Филиппино, лучший ученик Боттичелли.

Трудно сказать, почему Леонардо взял за правило не доводить до конца работу по выполнению полученных заказов. С тех самых пор, как у него появилась собственная мастерская, он не сумел завершить ни одного из своих произведений, выполняемых на заказ, не говоря уже о том, чтобы сдать работу в срок. Больше он ничего не доведет до конца. Хотя его «Святой Иероним» и заставил говорить о себе, он забросил его в углу своей мастерской, не имея ни малейшего желания и терпения завершить работу. Возможно, не случайно сквозит тревога в словах, которые он любил повторять: «Сколько времени уходит впустую!»

Почему Леонардо бросил работу над самым завидным из полученных им заказов? Загадка! Возможно, это как-то связано с тогдашним намерением Лоренцо Великолепного направить лучших художников Флоренции в Рим — расписывать в знак примирения с папой Сикстом IV его новую капеллу. Лоренцо заявлял, что отобрал для исполнения этой миссии лучших, во главе с Боттичелли. Лучших художников как посланников тосканской культуры — но среди этих лучших не было Леонардо! Какие чувства испытал он при этом: ревность, досаду, огорчение? И тогда он принимает решение бежать, исчезнуть, покинуть Тоскану, которая определенно не достойна его, страну, во главе которой стоит Лоренцо, самый безобразный человек, какого Леонардо когда-либо встречал в своей жизни. И по сей день еще с Медичи связано большое недоразумение. Подлинным меценатом был не тот Лоренцо, которого история нарекла Великолепным, но его внучатый племянник, именующийся также Лоренцо Медичи, однако затерявшийся в тени славы Великолепного. Это он поддерживал своими заказами творчество художников эпохи Ренессанса. Лоренцо же Великолепный умел только собирать драгоценные камни и тратить деньги республики на проведение своих праздников. Он не помог никому, ни одному художнику, ни одному скульптору. Ему приписали потрясающую художественную интуицию, в действительности отличавшую его внучатого племянника, поскольку из двух имен Лоренцо Медичи история сумела сохранить лишь одно.

Уезжать или бежать?

Ломбардийский двор при Лодовико Сфорца, который сам себя провозгласил герцогом Миланским, завоевывал репутацию третьего по важности двора Европы. Туда-то и решил отправиться Леонардо.

Тогда он совершил один из самых нелепых поступков в своей жизни, которых, надо признать, было и так немало. Он сочинил нечто вроде того, что в наши дни получило бы название рекламного проспекта или предвыборной программы. На десяти страницах он расхваливал собственные достоинства в качестве архитектора, военного инженера и, как тогда говорили, технолога и уверял герцога