фокстрот, в кругу за барьерчиком двигались пары, над столиками плавали воздушные шары на ниточках, а кое?кто из танцоров прихватили шар в круг.
— Опять стариканы, — заметила Мей. — Вот тот дедушка с девочкой. Сегодня в новые гетры вырядился.
— Можно тебя пригласить? — спросил Дил.
— Ладно, покрутимся немножко. Пошли.
Пока они танцевали, Билл заказал ужин. Дил что?то рассказывал Мей, и она, казалось, увлечённо слушала. Они несколько раз прошли круг и вернулись.
— Я рассказал Мей о Пите, — объяснил Билл.
— С ума сойти можно, какой парень! — воскликнула Мей. — Расскажите мне о нём ещё. Он живёт с вами в одной квартире?
— Конечно, с нами, — стал объяснять Дил. — Отличник–зануда — самая светлая голова в группе.
— Он в самом деле терпеть не может женщин. Не желает с ними связываться. Моя сестрёнка хотела затащить его на обед с танцами, так он ей сразу — от ворот поворот.
— А что он говорит о женщинах? — спросила Мей.
Она наклонилась вперёд на локотках, сияя глазами. Потом достала зеркальце, поправила мизинчиком ресницы и разровняла пудру у носа.
— Просто так и говорит: «Женщины меня не интересуют».
— Ладно, ребята, чего?то выпить хочется, — заключила Мей.
— У меня есть с собой, — сообщил Дил, — а вот и «Белая скала» к нам движется.
— Как мой нос?
Она захлопнула крышечку косметички и обвела ярким взглядом обоих. Потом снова открыла коробочку, наклонила головку и легко пригладила ладошкой золотую прядь.
— В порядке, — сказал Билл.
— Отлично, полный марафет, — подтвердил Дил.
Музыка смолкла, и пары потекли обратно к своим кабинкам, а над ними, покачиваясь, плыли шары, и в нагрянувшей тишине официант открыл «Белую скалу». Как только он отошёл, Дил вытащил пробку и разлил в три бокала. Снова запел саксофон. Мей повела плечиками и сузила глаза:
— Ну, догадайтесь, за что я пью, ребята?
— За старину Пита, — тут же нашёлся Дил.
— Да, расскажите о нём ещё. Он красивый?
— Рыжий, глаза голубые, — сказал Билл. — Рыжий и кудрявый. В общем, не совсем красивый, — да, Дил? — но очень прилично выглядит. Совсем неиспорченный.
— Чудный напиток, — сказала Мей. — Налейте мне ещё. Ох, ребята, какая у нас духотища в гримерной. Я думала, когда переодевалась, что концы отдам. Знаете, мальчики, сегодня я пойду пораньше спать.
— Что ты, вечер только начался.
— Пойду спать в час ночи и ни на минуту позже. Вот увидите. Всё равно, хотелось бы чего?то такого, чтобы голова закружилась, только устала сильно.
— Нужно ещё выпить, чтобы не было усталости. Мы, честно говоря, тоже вымотались. С трёх дня не разгибались. А сейчас, вроде, полегче. Немного джаза, и порядок.
— А ты что хотела бы, Мей? — спросил Дил. — Поехали потанцуем в «Колокольчик». Наши ребята туда собирались.
Мей задумалась, мило наклонив головку. Она смотрела на кружащиеся пары, смотрела печально и устало, опершись подбородком на сложенные пальцы.
— Я хочу такого, чтоб мурашки по спине забегали. Не выношу этого сонного города.
— Ну, здесь не так плохо, — возразил Билл.
— Сонная яма, — сказал Дил.
— Дил, а что ещё Пит говорит о женщинах? Могу поспорить, какая?то девчонка дала ему отставку. Так бывает.
— Ничего подобного. Просто он сам такой: женоненавистник. Мы хотели его вытащить, чтобы с тобой познакомить, а он — ни в какую. Сказал, что женщины его не интересуют.
Мей улыбнулась ему странно и сонно ярко–синими глубокими глазами.
— Он не захотел познакомиться со мной?
— С тобой или с другой — для него не имеет значения, — заметил Билл, чуть забеспокоившись. — Он никуда не ходит — ни на какие представления.
— А чем он сейчас занимается?
— Сейчас, в эту самую минуту? Наверно, спать пошёл.
— Поехали, разбудим его.
Дил расхохотался. Бокалы были пусты. Билл разлил остатки «Белой скалы».
— Любопытно, — сказал Дил, — что он будет делать, если мы завалимся всей компанией и разбудим его?
— Выкинет какой?нибудь номер, — предположил Билл.
— Хочу посмотреть на настоящего женоненавистника! — воскликнула Мей. — В жизни такого не встречала. Ваш Пит не кусается и не царапается?
Дил пригладил черную шевелюру: он держался светским франтом.
— Нет, что ты. Он очень вежливый, но интересуется только двумя вещами: хирургией и охотой. Сразу после колледжа охотился на крупную дичь в Африке. Убил двух львов, и сам чуть не погиб от львицы.
— Подумать только. И где это было — в Калифорнии?
Они рассмеялись и выпили.
— Это тебе не кино. Настоящая Африка. У него в доказательство ружьё есть!
— Значит, мальчик немножечко герой, — решительно заключила Мей. — Значит, пойдём и разбудим его. Я хочу с ним потолковать. Можно?
— Конечно, можно.
— Грандиозная мысль! — сказал Билл. — Вот будет интересно посмотреть, что он станет делать в такой миг. Вполне может застрелить тебя и выпрыгнуть в окно.
— Нет, знаешь, что он сделает: глянет на Мей краем глаза и перевернётся на другой бок. Вот так он и поступит: откроет полглаза, как дохлая курица, опять закроет и пошлёт нас к черту.
— На что спорим? Я спорю, что смогу сделать так, что он в меня втрескается. Спорю на обед. Ты хороший мальчик, дай мне сигарету.
— А я спорю, что не сможешь.
— Тогда поехали.
— Подождите, я по счёту заплачу. Идите вперёд и берите такси.
Они прошли сквозь толпу возвращающихся на круг пар, спустились по ступенькам вестибюля под сверкающий огнями стеклянный навес и сели в бордовое такси. Небо было звёздным.
Мей сидела между ними, схватив за руки и хохотала.
— Здорово, ребята!
— Прямо здесь за углом, — пробормотал Билл. — Вот и приехали.
— Как — так скоро? Можно было пройтись.
— Ничего, тебе придётся ещё подняться на лестницу.
— Будете меня подталкивать.
Парни сплели руки у неё за спиной и все, хохоча, стали подниматься. Билл открыл дверь, пошарил по стене и включил свет. Всё оставалось в точности, как перед уходом: стаканы на полу, окна распахнуты и подушка с вышитым алым галеоном и порванным углом там, куда её отбросил Пит.
— Дрыхнет, как я вас предупреждал, — сказал Дил.
— А где он спит? Прямо здесь?
Мей на цыпочках подошла к двери одной из спален.
— Нет, вот там.
— Я хочу посмотреть на него… Сама!
