Что там, черт возьми, могло стрястись?
Долго ждать разгадки не пришлось. Капитан Фиппен в дождевике и с подзорной трубой в руке ждал меня на крыльце.
— Я не хотел пугать тебя, Билл, — сказал он. — Вот, погляди, что?то там не в порядке.
Я взбежал по деревянным ступенькам, взял подзорную трубу и направил ее на ферму Виллардов — дом в этот момент был виден очень четко Сноп водянистого света ярко освещал его на фоне раскрашенного дождем пейзажа. Но переведя трубу вправо к коровнику я был ошарашен. Над куском все еще не упавшего деревянного забора (о который много лет терлись рогами коровы) я увидел головы и плечи двух женщин. Ничего странного в этом не было — странным было, как вели себя эти головы. Они быстро мотались из стороны в сторону: вправо–влево, вправо–влево — иногда казалось, что женщины вскидывали руки, — но опять возвращались в ту же точку. В этой точке головы и плечи совсем исчезали, но в следующий миг опять выскакивали, как марионетки. Казалось, они исполняли какой?то безумный танец — это было так нелепо, что я расхохотался.
— Вот чудят! — сказал я.
Капитан Фиппен не ответил. Он взял у меня трубу и направил ее на запад.
— Что если мы сейчас подъедем туда?
Он положил свой латунный телескоп на перила крыльца.
— Поедем, если хотите.
— Ну, давай.
— Думаете, там что?то неладное?
— Ага. Ты заметил это кресло на крыльце?
— Нет.
— А ну, посмотри еще раз.
Я посмотрел, и действительно на боковом крыльце лежало на спинке колесами вверх кресло– каталка.
— Странно, — выговорил я.
— И совсем не смешно!.. Поехали.
Через десять минут мы были у пешеходного мостика Виллардов, и вздувшаяся река поднялась чуть не до настила; пока мы осторожно пробрались по скользким доскам, из коровника доносились истошные вопли. С минуту мы ничего не видели из?за низко нависших лоз, пышно укрывших угол двора, но пройдя дальше застыли в крайнем изумлении. Кругами по сплошной смеси воды и грязи скотного двора скакали два нелепых хмельных чучела, так вымокших и измызганных в грязи, что их едва можно было узнать. Вознося и бросая вниз руки, они без умолку выкрикивали заплетающимися голосами: «Поклонись, Исаак! Поклонись, Исаак!». Мы подбежали ближе и увидели, что скорченный комок, который едва можно было разглядеть с грязи и который они пинали, был старым Исааком. Носки его рыжих резиновых сапог были немо обращены к реке. Припоминаю, что увидев это капитан Фиппен что?то резко крикнул женщинам, и они, сразу затихнув, немного отодвинулись и уставились на нас с тупым удивлением скотины. Без возражений или слов, почти без интереса, стоя на углу крыльца они смотрели, как мы подобрали безжизненное каплющее тело и отнесли его в дом. Сперва я подумал, что Исаак умер. Казалось невероятным, чтобы этот бесформенный предмет, сплошь покрытый водой, грязью и кровью, был живой. От вида его лица — в котором уже не угадывалось ничего человеческого — меня замутило. Я был рад, что капитан послал меня за врачом.
Через два дня Исаак всё же умер, принеся жертву своему Богу. Озадаченный судебный следователь так обозначил причину его смерти: «апоплексический удар вследствие перенапряжения». Тогда и еще на несколько дней миссис Виллард и Лидию, вдруг ставших кроткими, как овечки, оставили в покое. В мэрии толком не знали, что с ними делать. Совершили ли они убийство? А если не убийство, то что?.. Власти штата оказались решительней, и через неделю мы узнал, что Лидию и ее мать «сплавили», как выразились газеты, в сумасшедший дом.
В тот же день преподобный Буди в спешке покинул город, а преподобный Перкинс, по видимому, помянул его с кафедры конгрегационалистской церкви. «И это прямой результат заблуждений ничтожного и хищного изувера», — сказал он среди прочего.
Но только ли? Сам мистер Буди меня особенно не интересовал, но дело, кажется, было не таким простым. Может это и не так, но рассказывали, что несколько человек видели двух женщин, ехавших с собрания возрожденцев как раз перед трагедией, и «будто бес в них вселился». Даже в тот момент, как сообщил мистер Грин: «Они пели!».
