— Вы сами согласились сесть на моего коня, сами выстрелили из лука, монеткой вызвали из кустов музыкантов. А теперь отказываетесь танцевать.
Музыка зазвучала немного громче, словно музыканты тоже приглашали Мадлен Ламартин к танцу. И женщина, еще не успев сообразить, что делает, подала руку виконту. Тот тут же принял ее, и они двинулись в танце.
Мадлен двигалась, словно бы загипнотизированная, а Анри Лабрюйер вел ее медленно и в то же время уверенно, не давая сбиться с такта, ведь волнение словно оглушило Мадлен, и звуки инструментов доходили до нее, словно из тумана. Шелест листвы, ласковое солнце, щебетание птиц навевало приятные мысли, и Мадлен
Уже было совсем забыла о письме, как внезапно музыка смолкла, и виконт остановился.
— Мадам, прошу вас к столу. Надеюсь, вы не откажетесь?
Мадлен стояла и слышала, как бешено бьется ее сердце.
— Вы лишили меня покоя, виконт.
— Простите, мадам, но это как раз и входило в мои планы.
— Нет, вы не понимаете меня, вы мешаете мне жить. Жизнь в деревне лишилась для меня своего милого единообразия.
— Вы преувеличиваете мои возможности, мадам.
— Ничуть.
— А я говорю, преувеличиваете.
— Можете оставить меня в покое, виконт? — взмолилась мадам Ламартин.
— Я бы рад, — пожал плечами Анри, — но ваша красота влечет меня к себе.
— Так вы по-прежнему утверждаете, что любите меня? — глаза Мадлен зло сузились. Анри оставался невозмутим.
— Да, мадам.
— Поклянитесь!
— Чем я могу поклясться?
— Самым дорогим для вас.
— Дороже любви к вам у меня ничего нет. Так вот, я клянусь ею, что люблю вас, — улыбка Анри была довольно нахальной.
— Вы клятвопреступник! — воскликнула Мадлен, выхватывая из-за отворота рукава письмо.
— Вы заготовили мне послание? — виконт протянул руку, желая взять лист.
— Нет, месье, лучше сядьте и выслушайте-ка то, что мне известно о вас.
Анри послушно уселся в кресло, закинул ногу за ногу и со скучающим видом принялся слушать.
— Вы, виконт, соблазнили более двухсот женщин и всем им клялись в любви, как мне сейчас. Это правда?
— Вам решать, мадам.
— Вы невыносимы, виконт, я начинаю склоняться к мысли, что это правда.
— От этого моя любовь не делается ни слабее, ни сильнее. Пусть даже я соблазнил двести женщин, пусть даже я клялся им в любви, но вы, мадам, верите?
— Во что?
— В то, что я люблю.
— Я не могу решать за вас, виконт.
— Но я-то говорю, что люблю.
— Это какое-то сумасшествие!
— Возможно.
— Но тут написано, что вы бесчестный человек.
— Написать можно все, что угодно.
— Но я верю этому письму.
— Кто его написал? — виконт вскочил и подбежал к Мадлен, та сложила письмо вчетверо и спрятала за отворотом рукава.
— Я не могу вам этого сказать.
— Ну что ж, возможно, это кто-нибудь из обманутых мужей.
— Нет, его написала женщина.
— Еще хуже, разве можно верить брошенной любовнице?
— Но ведь вы, виконт, предлагаете мне стать вашей любовницей.
— Но я не обещаю не бросать вас.
По лицу Мадлен Ламартин Анри Лабрюйер уже понял, он победил, она любит его и лишь боится в этом признаться. Скорее всего, ее муж какой-нибудь зануда, от которого невозможно услышать ни единого ласкового слова, который называет свою жену не иначе, как «моя дорогая», а при этом его лицо остается пресным и строгим. Он никогда не догадается поцеловать ее внезапно, когда та не ожидает этого. А главное в любви — неожиданность, но в то же время твердый расчет. Неожиданность для нее и расчет для меня.
— Простите, виконт, — Мадлен опустила голову, — но я не та женщина, которая вам нужна.
— С чего вы взяли, мадам?
— Я знаю себя, месье Лабрюйер, я не та женщина, ради которой можно идти на такие траты, — мадам Ламартин указала на богато сервированный стол.
— Простите, мадам, но вы стоите и не таких трат. Что бы я ни делал для вас, всего этого будет мало.
— Я не могу.
— Разве я заставляю вас?
— Нет, но вы повсюду преследуете меня.
— Это вам кажется. Не я, а моя любовь преследует вас и признайтесь, мадам, вы ведь тоже любите меня. Вас удерживают только условности, обещания в верности, данные мужу.
— Но это же не пустые слова, виконт.
— Да, но они имеют смысл, когда вы рядом с мужем, но ведь сейчас вы одна.
— Это ничего не меняет.
— Но ведь я же не поверю вам, мадам, что вы вышли замуж по любви, что до замужества никого не любили. Так не бывает, значит вы уже однажды предали свою любовь.
— Не вам судить меня, виконт.
— Я не сужу, я всего лишь хочу разобраться.
— Вы не имеете права вмешиваться в мою жизнь.
— Я всего лишь хочу, чтобы вы полюбили меня. Мадлен молчала.
— Нет, мадам, я всего лишь хочу, чтобы вы мне сказали об этом, ведь вы уже любите.
Мадлен, не в силах более говорить, сорвалась с места и побежала. Она надеялась, виконт бросится за ней, станет удерживать. Но нет, никто не бежал за ней. Добежав до опушки леса, она остановилась и перевела дыхание.
«Как глупо я выгляжу! — она прикоснулась кончиками пальцев к щекам, те горели. — Я глупая женщина, твержу, что люблю своего мужа, а ведь…»
Мадлен самой было страшно себе в этом признаваться. «…ведь я люблю Анри. И мне все равно, сколько женщин он совратил до меня, ведь он предлагает мне всего лишь свою любовь — не состояние, не руку, а я могу ответить ему тем же. Моего мужа нет рядом со мной, и я вольна поступать так, как мне хочется. Ведь не
Знаю же я, чем он занимается, живя в Париже. Зачем он решился отправить меня в провинцию на несколько летних месяцев?»
Мадлен страстно хотелось, чтобы и муж изменял ей, тогда и она сможет отплатить ему тем же. Но женщина прекрасно понимала, что у месье Ламартина нет на это времени, он всецело занят своей службой и, даже возвращаясь домой, целые вечера напролет просиживает за своим письменным столом, изучая бумаги.
Мадлен обернулась. Лесная дорога уходила вперед туннелем и в конце виднелась залитая солнцем
