читали мне нравоучений.
Мольке, иронически усмехнувшись, поклонился.
— Прошу прощения, дорогой Шимонфи. Я тоже хотел бы вас попросить кое о чем. — Он небрежно сунул руку в карман, слегка прислонился плечом к стене. — Если вы не согласны с моими приказами, направляйте ваши возражения начальнику генштаба, по официальным служебным каналам.
Шимонфи встал, раздавил недокуренную сигарету в фарфоровой пепельнице.
— Вы мне не командир, господин майор, а поэтому вы мне не можете отдавать приказы. Вы всего только мой советник.
— Полномочный советник.
Вошел Таубе, и Шимонфи снова ничего не мог сказать майору в ответ.
— Господин майор, — доложил ординарец, — прибыл господин полковник Герман. С ним еще какой-то венгерский офицер.
Мольке надменно улыбнулся.
— Знаю. Для этого я и пригласил вас сюда, господа.
— И господина Таубе тоже? — спросил Шимонфи с легкой иронией.
Мольке утвердительно кивнул головой.
— Да, и его тоже. — Посмотрев в упор на Шимонфи, он продолжал: — Вы передали Деаку материал на Ференца Дербиро?
Капитан Шимонфи помедлил с ответом, и Мольке понял, что разговор о служебных делах капитан не хочет вести при Таубе.
— Можете спокойно говорить, — заметил он. — Таубе тоже интересует это дело.
Венгерский капитан пожал плечами.
— Передал. Еще вчера утром.
— А донесение наружного наблюдения получили?
— Был туман, и «наружники» не смогли вести наблюдение за машиной Деака. Возле Эрда они попросту потеряли его.
Вошел полковник Герман вместе с венгерским офицером. Шимонфи машинально взял под козырек, но затем, поправившись, поднял на немецкий манер вверх руку, слегка вытянув ее вперед и одновременно внимательно разглядывая полковника. Это был плотный мужчина, среднего роста, слегка лысеющий, с продолговатым лисьим лицом и седеющими усиками под курносым носом. За пенсне виднелись прозрачные голубые глаза. Сопровождавший его венгерский офицер, подполковник Карой Мадяри, был полной противоположностью Герману: огромного роста, грузный мужчина в зеленовато-сером мундире, туго натянутом на его огромное тело и готовом вот-вот лопнуть по швам. Он колюче посмотрел из-под густых черных бровей на Шимонфи, но тот выдержал пристальный взгляд нилашистского генштабиста. Мадяри, повернувшись всем корпусом, перевел взгляд на Мольке, когда тот резким, громким голосом начал докладывать:
— Господин полковник, разрешите представить господ офицеров. — Герман сел за письменный стол, кивком головы приглашая и Мадяри тоже сесть. — Золтан Шимонфи, капитан генерального штаба, — продолжал майор. — Хельмут Таубе, лейтенант, офицер абвера с особыми полномочиями. — Для капитана это заявление было, конечно, неожиданным, но, взвесив его за несколько мгновений, он пришел к однозначному выводу о собственном идиотстве, — давно надо было понять, что за птица этот Таубе. И его охватил страх — нет, не за себя, а за Габора Деака.
Полковник Герман представил прибывшего с ним:
— Подполковник Мадяри, комиссар вождя нации Салаши и офицер связи с будапештским центром гестапо. Садитесь, господа.
Дождавшись, когда офицеры рассядутся, Герман, посмотрев на Мадяри, сказал:
— Пожалуйста, господин подполковник.
У Мадяри был грубый, скрипучий голос. Начал Мадяри с обращения прямо к Шимонфи:
— Господин капитан, сообщаю вам приказ фюрера венгерской нации. — Сделав небольшую паузу, он продолжал: — Ваша группа контрразведки в полном составе прикомандировывается к отделу полковника Германа, занимающегося специальными операциями. Приказ секретный. Вы, господин капитан, номинально остаетесь по-прежнему командиром группы, но будете выполнять все указания господина майора Мольке. Решение вождя нации вступает в силу немедленно. Приказ понятен?
Шимонфи посмотрел на майора Мольке. Бесила злорадная усмешка немца. Он понимал, что его унизили. Собственно говоря, это же настоящая измена Венгрии — хорошо продуманная и организованная измена. Он не станет комедиантом при Мольке, что бы ни случилось.
— Господин подполковник, — сказал он твердо. — Приказ понял. Но прошу освободить меня от командования группой.
В наступившей тишине негромко щелкнула зажигалка Мадяри. Офицеры переглянулись, лицо подполковника перекосила угрожающая ухмылка.
— Причина?
— Для меня указания господина майора Мольке и его методы работы неприемлемы. Я во многом не согласен с господином майором, в том числе, например, с тем, что он завел следственное дело на прапорщика Деака. Равно как с его дальнейшими акциями, запланированными против этого офицера.
Но тут неожиданно заговорил Герман. Спокойным, бесстрастным тоном.
— Мы тоже не согласны с распоряжениями майора Мольке. — Увидев удивление на лице Шимонфи, он пояснил: — В частности, с тем, что прапорщик Габор Деак, о котором мне известно, что он советский разведчик по кличке Ландыш, до сих пор находится на свободе.
Шимонфи не мог скрыть своего удивления. Он знал, что его друг находится у немцев под подозрением, знал и то, что немецкая разведка вот уже два года ищет советского агента, имеющего рабочий псевдоним Ландыш. Но не предполагал, что Герман считает Ландыша, этого таинственного и изворотливого советского разведчика, идентичным венгерскому прапорщику Габору Деаку. Такое предположение означает ни больше ни меньше, что жизнь друга в серьезной опасности. Наверное, промолчать в этой ситуации он не имеет права.
— Господин полковник, — сказал он слегка хрипловатым, глухим голосом, — Деак мой друг… И я готов поручиться за него. Слежка, которую ведут за Деаком вот уже в течение нескольких недель, только лишний раз подтвердила его невиновность.
— Я читал ваш доклад, господин капитан! — перебил его полковник Герман. — Одним словом, вы считаете подозрения относительно прапорщика Деака необоснованными?
— Я считаю эти подозрения полным заблуждением.
Герман наклонился поближе к нему. С металлическими нотками в голосе он возразил:
— Мы, дорогой капитан, не заблуждаемся никогда! Вы либо недооцениваете гестапо, либо не знаете о его успехах. Да известно ли вам, что старший брат прапорщика — коммунист?
— Известно, и достаточно давно, — сказал Шимонфи. — Но его больше нет. Ласло Деак, солдат штрафного политического батальона, погиб в бою под Коротояком.
— Как давно вы знаете Габора Деака? — Полковник Герман посмотрел на капитана взглядом следователя, ведущего допрос.
— Шесть лет, — быстро подсчитав в уме, отвечал Шимонфи. Все верно, они познакомились с Табором в тридцать восьмом, когда тот окончил исторический факультет Будапештского университета.
— И это вы пригласили Деака на работу в разведку? — Голос Мадяри был жестким, почти хрустящим. — Вы сделали его разведчиком?
Шимонфи выразительно посмотрел на подполковника. Впрочем, смысла пускаться в дискуссию с нилашистом не было. Да и не любил он его. Когда-то они вместе учились в военной академии. И уже тогда он презирал Мадяри. Этот бегемот был противником регента Хорти. Потом Мадяри все же уволили в запас и по одному с Ференцем Салаши делу отдали под суд.
Однако теперь капитану Шимонфи не хотелось отвечать грубостью на резкость Мадяри. Его ответ прозвучал решительно, но спокойно:
— Габор Деак был зачислен по моему предложению в негласный состав разведки. Затем, после окончания разведывательных курсов, Деака направили с заданием в Швейцарию. Деятельность его была
