его предал? — Лицо Моргоша было бледным, руки дрожали.
Деак пригубил коньяк.
— Этого я еще не знаю, — сказал он и осторожно поставил рюмку на стол.
— А кто меня предал?
— Вас тоже? — Деак с интересом глянул в лицо Моргошу.
— В сорок втором, под Коротояком. В штрафной роте служил как политически неблагонадежный. Нацисты внедрили к нам своего агента. А мы как раз бежать собирались. Кто-то донес. И погнали нас всех на минное поле. Только втроем мы и остались в живых. Двое моих товарищей умерли потом в госпитале в Киеве. А я вот без глаза остался. Так кто же был предателем? Как узнать?
Деак, не отвечая, покрутил в руке пешку.
— Ну так кто же? — громко повторил одноглазый.
Прапорщик пронзительно взглянул на него.
— Вы, Бела Моргош! Это вы предали своих товарищей.
В наступившей тишине слышалось лишь негромкое тиканье стенных часов. Моргош судорожно вцепился пальцами в крышку стола. Из горла у него вырвался хрипящий голос:
— Что, что вы сказали? — Он хотел подняться, но строгий голос прапорщика остановил его:
— Не двигаться, буду стрелять. Хватит ломать комедию, Бела Моргош. Не один вы уцелели после вашего предательства. Остались в живых еще и Ференц Дербиро и Ласло Деак. Только вы об этом не знали, потому что вас загодя ловко вывел из игры Мольке: когда штрафная рота должна была погибнуть на минном поле, Бела Моргош вдруг «захворал сыпным тифом».
— Кто вы такой? — пролепетал Моргош, и лицо его исказила гримаса страха.
— Я Габор Деак. А из Белы Моргоша тогда, — продолжал прапорщик, — получился нацистский шпик по кличке Лоза. Скольких людей продали вы нацистам с того дня?
Моргош взвыл протестуя.
— Ни одного, клянусь, ни одного! Мольке дал о себе знать весной этого года. Но я никого не выдал.
— А Ференца Дербиро?
— Прошу вас, умоляю, выслушайте меня! — Моргош уже не говорил, а шептал: — На прошлой неделе ко мне пришел неизвестный. Сказал: Лаци и Фери живы. Явятся ко мне по паролю «Будапешт». Я подумал, что это очередная провокация Мольке. И спокойно рассказал ему все. Ведь я-то знал, что Лаци и Фери погибли. Точно. От Дербиро с того самого дня нет ни слуху ни духу.
— Нет, потому что три дня назад Мольке арестовал его. А брата моего старшего не успел, потому что он к вам не заходил. А вы негодяй! Вы предали своих товарищей, заставили стать полицейской овчаркой собственную дочь.
— Нет, это не я, это Мольке. Это он заставил мою дочь пойти в шпики. Где моя дочь?
— Она в руках бойцов Сопротивления. — Деак вынул из кармана пистолет. Дослал патрон в патронник. Моргош, скованный ужасом, не шевелясь смотрел на оружие, на хладнокровно действующего Деака.
— Чего вы хотите от меня?
Деак встал.
— Привести в исполнение приговор.
Моргош истерически зарыдал.
— Нет, нет, я хочу жить! Жить!..
В этот миг взвыла сирена воздушной тревоги.
10
Этой ночью майор Мольке почти не спал, если вообще можно назвать сном те несколько часов, которые он провел в беспокойной дремоте.
В ту же ночь он вызвал к себе лейтенанта Таубе.
— У нас осталось 23 часа, господин лейтенант, — сказал он. — И я хотел бы знать, что вы об этом думаете.
Усталый Таубе, не очень соображая, о чем речь, сонно смотрел на майора.
— Дело становится все более запутанным, — пояснил майор. Изменяя привычке, Мольке закурил сигару, попыхтел, будто старенький барин, зябко кутаясь в домашний халат. — Этот Деак или преданнейший наш друг, или гениальнейший вражина, какого я когда-либо встречал. Он, оказывается, обнаружил наше подслушивающее устройство! Так-то вот, господин лейтенант! Ну, что бы вы сделали на моем месте?
Таубе сонно зевнул и улыбнулся.
— Понятия не имею. Меня смущает, что все поведение Деака, каждое его слово — все искренне. Я сейчас попытаюсь поразмышлять вслух, господин майор. — Мускулы его лица напряглись. — Если мы арестуем Деака без всяких доказательств, у нас останется одна-единственная возможность — физическое принуждение. А где гарантия, что под пытками он даст показания? Я что-то в это мало верю. А если мы его до смерти забьем, чего мы достигнем? Унесет свою тайну в могилу. Я лично подождал бы с арестом, попробовал бы собрать хоть малость доказательств.
— Но как? Наружное наблюдение не дало ничего. И вообще все наши акции до сих пор терпели крах. — Мольке зябко передернул плечами.
— Господин майор, — задумчиво проговорил Таубе, — Ландыш и его группа, насколько мне известно, получили задание: не считаясь с жертвами, высвободить Дербиро. Если Деак то же самое, что Ландыш, то ему должно быть известно, что завтра после полуночи Дербиро расстреляют. Значит, им нужно действовать немедленно. Я бы спокойно подготовился и ждал. И не к чему больше выбивать силой показания из Дербиро…
— Но почему вы поступили бы так?
— По многим причинам. Если Дербиро погибнет во время пыток, Ландыш узнает об этом, и они отменят запланированную операцию по его освобождению. Мы же потеряем возможность собрать доказательства. Я перестал бы пока избивать Дербиро еще и потому, что вдруг понадобится способный действовать Дербиро… А Деака убедил бы в нашем доверии к нему, искренне рассказал бы, почему мы его подозревали, а сам тем временем усилил бы наблюдение за ним. Кроме того, я удвоил бы охрану здания.
Мольке посмотрел вслед ползшей от его сигары змейке дыма. Что ж, пожалуй, Таубе прав. Умный парень, убедительно аргументирует.
— Хорошо, — согласился майор. — Давайте подождем. И знаете что, Таубе? Завтра я приглашу Деака в ресторан «Семь князей». Вместе с Шимонфи. За банкетным столом мы помиримся.
Мольке попрощался с Таубе и снова лег, но его мучили глупые кошмары, и он то и дело просыпался.
Утром его разбудил Курт, отчаянно тряся за плечи. Инстинктивно Мольке взглянул на часы. Было уже около десяти. Он чувствовал себя усталым, невыспавшимся. Прежде чем выслушать донесение Курта, он, позевывая, подошел к телефону и позвонил капитану Шимонфи. Приятным дружеским тоном он пригласил его на обед и попросил передать такое же приглашение прапорщику Деаку.
Шимонфи обрадованно поблагодарил за приглашение, затем доложил, что отправляет Деака в Андялфельд — расследовать дело об убийстве Тарпатаки. Он нашел кое-какие следы и, возможно, с их помощью обнаружит убийц.
— Очень хорошо, — одобрил его действия Мольке. — Но условьтесь с прапорщиком, что в два часа ровно он должен прибыть в отдельный кабинет в ресторане «Семь князей». А сами вы, дорогой Шимонфи, продолжайте разработку группы Сопротивления с улицы Кирай. Алло! А снимки с убитого сделаны?
— Разумеется. Я перешлю их вам, господин майор.
— Спасибо. Значит, встречаемся на обеде. Желаю успеха. — Он положил трубку и, еще раз сонно