замолчал.
Они покатили дальше, смешавшись с толпой. Пилар еидела напряженно-прямо, готовая услышать окрик стражника или призывы о помощи Балтазара и других. Но все было спокойно. Перед ними была Кордова.
Двигаясь по улице, они миновали древнюю мечеть, выстроенную более тысячи лет назад по приказу мавританского правителя Кордовы и спустя каких-то четыреста пятьдесят лет превращенную в собор волей католического короля-завоевателя. Величественные своды, массивные и исполненные гармонии и симметрии, возвышались над ними, но Рефухио и Пилар едва поглядели наверх. Младенец опять орал не переставая. Рефухио, шагающий рядом, бросил на Пилар косой взгляд:
— Из вас, как я вижу, получается не слишком заботливая мать.
— Я здесь ни при чем, — резко бросила Пилар. — Бедняжка знает, что что-то не так, и он хочет к своей матери.
— Так же, как и я хочу вернуть его ей.
— Вы не любите детей? — многозначительно спросила Пилар.
— Обожаю, если только эти маленькие сокровища не привлекают к себе внимания.
— Именно вы решили взять его, — напомнила Пилар.
— Ну да, он добавлял правдоподобия образу крестьянина-простака со сварливой женой, не правда ли?
— Я не жена вам, — нахмурилась Пилар.
— Прекрасно сыграно! — поздравил он ее. — Все видят, что вы были бы достойной наградой супругу.
— Я вам уже сказала…
— Да. А еще скажите вот что: почему в вас так мало уважения к приличиям и благопристойности? Почему вы отказались стать женой этого лакея, Карлоса?
— Я не понимаю, о чем вы. — Пилар энергично укачивала ребенка, без особого, впрочем, результата.
— Большинство женщин на вашем месте позвали бы священника и потребовали обвенчать их немедленно, стремясь оказаться под защитой имени мужчины. Любого мужчины.
Она пристально поглядела на него:
— У меня и так достаточно проблем.
— Вы могли бы попытаться разрешить их, а не создавать новые. По крайней мере, все притворяются, что обручальное кольцо — решение всех проблем, и брак — единственная драгоценность женщины.
— Брак может оказаться ловушкой, — заметила Пилар, думая о матери.
— Подобная ересь сделает вас мишенью для тех, кто уже заключил такую сделку и не имеет иного выхода, кроме как прославлять ее, — произнес Рефухио.
— По-моему, вы не больший сторонник брака, чем я, — ответила Пилар.
— Брак — благословенное состояние для людей, любящих друг друга. Я помню своих мать и отца… Но такая любовь — редкость.
— Да, — тихо сказала она. — К тому же я не уверена, что кольцо и обеты перед алтарем могут восстановить мою репутацию.
— И поэтому вы ругаете их?
Она принужденно улыбнулась:
— Вижу, вы сразу подумали о лисице и зеленом винограде.
— Нет, что вы, — ответил Рефухио. — О пчелах и меде.
— Что? — недоуменно переспросила она, но он оглянулся назад, остерегаясь погони, и не ответил.
Они кружили по старому городу, проезжая мимо тяжелых, окованных железом ворот, через которые виднелись скрытые от всего мира зеленые патио, под балконами, увитыми геранью, и вдоль улиц, усаженных остроконечными вечнозелеными кипарисами. На боковой улице они остановились в тени Альказара, старого дворца, откуда Фердинанд и Изабелла провожали Колумба в его путешествие к берегам Америки. В Альказаре располагалась Святая Инквизиция. Наискосок через улицу стоял узкий каменный дом с черепичной крышей, балконами, огороженными решеткой, и тяжелой дверью, выкрашенной в голубой цвет. Дом не был роскошным, но выглядел уютным и добротным. И очень тихим.
Балтазар, сопровождаемый Энрике и Чарро, поравнялись с повозкой. Все стояли, глядя на дом. Пилар, подобрав юбки, собиралась уже спрыгнуть с повозки, но Рефухио дотронулся до ее руки.
— Подождите, — произнес он.
Пилар в замешательстве остановилась. Шелуха напускной тупости бесследно слетела с Рефухио. Он был насторожен и готов к действию. Глаза его, скрытые под забавной остроконечной шляпой, внимательно следили за домом. Он разглядывал окна, одно за другим, затем посмотрел на окна и двери других домов. Бродячая кошка, неторопливо переходившая улицу, увидев их, остановилась. Зашипела, выгнула спину и, резко отпрыгнув в сторону, исчезла.
— Оставайтесь здесь, — приказал Рефухио.
Не дожидаясь ответа, он быстрым шагом пересек улицу и свернул в переулок. Оглядевшись, нырнул в сумрачный проход между домами. Пилар дождалась, пока он не исчез из вида, затем подозвала мать ребенка, шедшую со стадом, и передала ей младенца. Спрыгнув с повозки, Пилар последовала за Рефухио. Дом, перед которым они остановились, принадлежал ее тетке. Девушка была готова соблюдать необходимые предосторожности, но бесконечные отсрочки и препятствия могли свести с ума кого угодно. Не было видно ни стражников, ни дона Эстебана, и Пилар не могла дольше ждать. Ей хотелось как можно скорее увидеть сестру своего отца.
От первого переулка ответвлялся второй, проходящий сзади теткиного дома. На полпути в стене ограды находилась деревянная калитка, служившая входом для прислуги. Пилар увидела, что Рефухио остановился возле этой калитки, толкнул ее, и она тихо приоткрылась. Он долго стоял, прислушиваясь, затем осторожно проскользнул внутрь.
Теперь Рефухио находился в патио. Через открытую калитку Пилар были видны заросли кустарника и двор, выложенный каменными плитками. Откуда-то доносилось пение птицы — звук странный, тревожащий и необычный для этого времени года.
Пилар шагнула вперед, миновала калитку. В саду было удручающе сыро. Фонтан был мертв. Длинный бассейн, некогда ловивший его струю, был теперь стеклянно-неподвижен, словно зеркало из темного металла, тускло блестящее в сером полумраке облачного дня. Патио был пустынен.
Пилар остановилась в затененном углу, наблюдая за Рефухио. Он подошел к дому и попытался открыть заднюю дверь. Она оказалась запертой. Он отошел от двери и исчез из виду. Затем послышался звон бьющегося стекла. Пилар подождала секунду, потом пошла за ним. Высокое окно, застекленное витражом, было открыто. Она подошла к окну и, вскарабкавшись на подоконник, проникла внутрь.
Помещение, в котором она оказалась, вероятно, служило прихожей. Комната была велика и до смешного официально обставлена. Вдоль стен стояли кресла красного бархата, украшенные позолотой. Над ними висели потемневшие от времени парадные портреты. Свет, проходя через витражи, ложился на каменный пол зелеными и синими пятнами. В промозглом воздухе витал запах остывших углей, старой кожи и многовековой пыли.
Двустворчатые двери открывались в холл, из которого наверх вела лестница, терявшаяся в полумраке. Подойдя к ней, Пилар ясно услышала скрип половиц под чьими-то ногами и подумала, что это Рефухио. Она подобрала юбки и направилась к нему.
На первой площадке лестницы лежал труп. Это был немолодой слуга, возможно, мажордом ее тетки. Его застывшие глаза были широко раскрыты. Кровь из глубокой раны испачкала грубое полотно его ночной рубашки. Его убили ночью. На это указывала его одежда, а также свеча, валявшаяся ступенькой ниже.
Пилар заколебалась, боясь перешагнуть через труп и идти дальше. Мрачные предчувствия, обуревавшие ее, переросли в ужас, и холод коснулся сердца. Что здесь произошло? Где тетушка?
Снова послышались шаги наверху. Перекрестив убитого, она осторожно перешагнула через распростертое тело и, опасливо прижимаясь к стене, продолжила свой путь по лестнице.
