Капитан Бономм несомненно был прав. Если они доберутся до «Черного жеребца» и успеют быстро подготовиться к отплытию, им, может быть, еще удастся выскользнуть из бухты, до того как фрегаты приблизятся на расстояние пушечного выстрела. Если им повезет, пиратская бригантина сумеет уйти от тяжелых, менее маневренных судов, оставив преследователей с носом. В противном случае, застряв в неширокой бухте, они окажутся в ловушке подобно мухе, попавшей в бутылку. Тогда им уже ни за что не спастить.
Проснувшись от громких криков, Фелиситэ приподнялась на постели, бросив взгляд на Моргана, который стоял в двери хижины. Его лицо сделалось мрачным, стоило ему оценить положение.
— Морган! — прокричал капитан Бономм, взмахнув рукой. — Ради всего святого, поторопись!
Однако Морган не спешил, словно размышлял и взвешивал шансы, которых, как показалось Фелиситэ, у них не было вовсе. Наконец он обернулся к ней.
— Фелиситэ, возьми что-нибудь поесть, захвати воды и уходи в пещеру.
— Нет! — возразила она. — Я… я не стану прятаться, чтобы сидеть там, не зная, что творится, и ждать, покуда меня не найдут.
— Даже если это самый лучший и безопасный выход для тебя?
— А ты сам тоже решил так поступить?
— Со мной дело обстоит иначе.
— Только мне от этого не легче! Морган сжал кулаки.
— Если мы сумеем уйти, то сможем вернуться за тобой, а если нет, никто на фрегатах не подумает, что здесь остался еще кто-нибудь.
— Что бы ни случилась, я предпочитаю увидеть это собственными глазами. Так что спасибо за заботу, но я лучше буду сражаться сама. — Фелиситэ вполне могла бы добавить, что ей хочется встретить опасность рядом с ним.
— Ладно. Пошли, — неохотно кивнул Морган.
Когда они приблизились к Бономму, он уже не жаловался с трагическим видом на то, что они слишком долго собирались, и не сетовал на медлительность своих людей, а устремил взгляд в сторону баркасов, куда как по команде со всех сторон сбегались люди, стараясь поскорее добраться до бригантины и опасаясь, что им придется остаться на острове.
И вдруг в промежуток, отделяющий вытащенные на берег шлюпки от растущей толпы моряков, ворвалось около тридцати пиратов с пистолетами наготове во главе с Валькуром, который держал пистолет в одной руке и обнаженную шпагу в другой.
— Стойте! — злобно прокричал он пронзительным голосом. — Дальше вам не пройти!
— Что это значит? — грозно спросил капитан Бономм, замерев на месте.
— Я и мои люди сядут в шлюпки первыми! А точнее, первыми и последними.
— Как ты смеешь, подлый пес?! Это же бунт!
— Так оно и есть, мой добрый капитан. Вы очень умны, если сразу догадались. А теперь прошу вас всех бросить оружие.
— Ишь чего захотел! Слушайте, парни, у нас только одна надежда — наш корабль. Испанцы перевешают всех до одного и женщину тоже, если вы бросите нас здесь!
— Верно, только с одним исключением. Я бы с удовольствием полюбовался таким зрелищем, но мне и моим людям пора отправляться в путь.
— Тебе все равно не уйти, — сказал Морган, пробившись вместе с Фелиситэ вперед. — Нас больше и мы возьмем вас в кольцо.
— Кто сделает хоть шаг, — предупредил Валькур, — может считать себя покойником.
В это мгновение стоявший с краю матрос потянулся за пистолетом. Валькур, не раздумывая, выстрелил. Моряк, вскрикнув, упал и забился в конвульсиях. Через несколько секунд он затих.
— Я предупреждал. Мне все равно, когда умирать, сейчас или позже. — Валькур отбросил ненужный теперь пистолет, взгляд его кошачьих глаз казался совершенно пустым. — Но я не зря говорил, что вешать будут только мужчин.
Прежде чем кто-нибудь догадался о его намерениях, Валькур бросился к Фелиситэ и, обхватив ее за талию, потащил через полоску песка, разделявшую две группы моряков. Морган рванулся следом, но Валькур стремительно обернулся, выставив перед собой шпагу. Морган замер как вкопанный, его зеленые глаза горели гневным огнем.
— То-то же, отойди назад, — проговорил Валькур с торжествующим смехом. — Мне сейчас очень хочется проткнуть тебя насквозь, только ты, по-моему, недостоин столь легкой смерти. Я бы предпочел, чтобы тебя судили и вздернули твои испанские хозяева. Это подойдет тебе больше, правда? И к тому же понравится Фелиситэ.
Лицо девушки побледнело от боли, когда Валькур вывернул ей запястье, заломив руку за спину и вплотную притянув к себе. Один из бунтовщиков хрипло произнес какую-то нечленораздельную фразу, и Валькур кивнул в знак согласия.
— Как справедливо заметил мой приятель, мы теряем время. Ваше оружие, господа. Только без глупостей! Будет жаль, если кто-нибудь из вас выстрелит и попадет в мою любимую сестру.
Одного беглого взгляда было достаточно, чтобы понять, что большинство людей, решивших связать судьбу с Валькуром, принадлежали, как и следовало ожидать, к старой команде «Ворона». Отъявленные злодеи, огрубевшие от бесконечных жестокостей, они наверняка стали бы действовать без сожаления, если бы кто-нибудь осмелился не выполнить приказ Валькура. Баст, не сводивший с Фелиситэ взгляда, первым наклонился и осторожно, чтобы он случайно не выстрелил, опустил на землю пистолет со взведенным курком, а потом положил поверх него шпагу.
— Валькур, ты не должен этого делать, — проговорила Фелиситэ, с трудом справившись со сжимающим горло спазмом.
— Не должен? — удивленно процедил Валькур. — Мне казалось, ты будешь благодарить меня за приглашение присоединиться к нам, а не возражать против наших методов. Извини, что мне пришлось использовать тебя как заложницу, чтобы другие вели себя хорошо и в первую очередь — Морган. Но таковы превратности войны.
— Нельзя обрекать стольких людей на смерть!
— Почему же? Поверь, дорогая, мне приходилось делать кое-что и похуже. — Прищурив глаза, Валькур наблюдал за стоящими перед ним людьми.
— Тогда я прошу, оставь и меня здесь тоже. Я заклинаю тебя, Валькур, именем отца.
— Твоего отца? Почему ты решила, что я могу согласиться, услышав от тебя его имя? Я не испытывал никакого почтения к усыновившему меня человеку; более того, я его презирал. Но незадолго до его смерти я отплатил ему за его опеку, за постоянные напоминания о моей зависимости от его милости, о том, что я не оправдал его надежд, став совсем не таким, каким он мечтал меня видеть. Можешь не сомневаться, в день своей смерти он горько пожалел о своем неуважении ко мне.
— Что… О чем ты говоришь? — спросила Фелиситэ, с отчаянием глядя как остальные матросы с мрачным видом побросали свои сабли и пистолеты на землю вслед за Бономмом.
— Почему ты меня спрашиваешь? Неужели ты так и не догадалась? Я думал, тебе давно все известно! Это я сообщил Оливье Лафаргу о том, что ты живешь с бывшим полковником Мак-Кормаком, что ты раздвигаешь перед ним ноги и губишь себя, чтобы твоему отцу сохранили жизнь. Что еще оставалось ему делать, кроме как наложить на себя руки, тем самым смыв позор и избавив тебя от такой низкой угодливости!
Острая боль пронзила сердце Фелиситэ, когда она представила, как отец, один в тюремных стенах, получил столь горестное известие, заставившее его потерять всякое уважение к дочери. Какой стыд и отчаяние испытывал он, каким бессильным чувствовал себя, пока думал, как ей помочь, прежде чем принял окончательное решение!
— Как ты мог, Валькур? Как ты мог? — прошептала Фелиситэ.
— Это не составило труда. Несколько слов на бумажке, одна монета охраннику, и дело сделано. Так что это я на самом деле помог тебе освободиться, и ты должна меня благодарить. Я перерезал пуповину, связывающую тебя с Новым Орлеаном, убрал все преграды, мешающие нам начать новую жизнь. Мы и сейчас можем это сделать, добравшись до Франции, когда у нас будет достаточно денег, чтобы занять
