мартини. Я подумал, не заказать ли и мне, но почувствовал, что не хочу. У меня еще оставался ирландский кофе, однако и его допивать не хотелось.
– Хочу спросить тебя кое о чем, Берни, – сказала Каролин. – Как ты узнал, что Мэрилин Маргейт была наводчицей?
– Я заподозрил это, когда узнал, что она знакома с миссис Колкэннон. Я рассказывал тебе, как она ворвалась ко мне с пистолетом и стала обвинять в убийстве. Тогда она и назвала убитую Вандой. Сначала я подумал, что они подруги, но надо быть той еще штучкой, чтобы навести брата на дом подруги. Я рассудил, что это не случайность, что Кролик с Харланом забрались в особняк на Восемнадцатой улице. Тем более не случайность, что хозяев в это время не было дома.
Дальше? Когда я был в ее лавочке с этой дурацкой вывеской – «Волос великолепье», случайно услышал, как одна особа рассказывала Мэрилин о чем-то очень личном. Тут я и смекнул, что дамы делятся со своими парикмахершами буквально всем. Потом я раздобыл список похожих ограблений, совершенных поблизости от этого косметического кабинета.
– А сегодня утром узнал имена потерпевших в книге записей парикмахерской, так, Берни? Не слишком ли ты все усложнил? Проще было бы обзвонить ограбленных дам и расспросить, где они делают прическу.
– Я думал об этом. Но в таком случае у меня не было бы доказательств, что Ванда ходила именно сюда, а не куда-то еще. Кроме того, если бы в книге записей не оказалось каких-либо имен, я мог запросто вписать их.
– То есть совершить подлог?
– Я считаю это не подлогом, а средством ускорить следствие. И еще. Кто знает, сколько часов мне пришлось бы проторчать у телефона, причем без гарантии на полный успех? Я – вор, и у меня особый, м- м... нетрадиционный способ решать проблемы. Но главное – мне надо было посмотреть, там ли пистолет.
– Какой пистолет?
– С которым Мэрилин явилась ко мне. Говорила, что должна положить его назад, в ящик хозяйки. Слава Богу, пушка была на месте. Если б ее там не было, это означало бы, что она у нее в сумочке... А это уже проблема. Надо было бы предупреждать Рэя, а то, глядишь, пальнула бы с испуга прямо в церкви.
– Понятно...
– Угу... Послушай, Каролин...
– Вот гадство... Ты, наверное, хочешь поговорить о Дениз?
– Не знаю, что я
– Гадство и еще раз гадство!.. Наверное, следует. – Каролин допила свой мартини и огляделась, ища глазами официанта. Его не было видно, и она поставила бокал на стол. – Черт знает, как это случилось. Ей-богу, я не хотела.
– Она же тебе не нравится.
– Не нравится? О чем ты говоришь, Берни? Я терпеть ее не могу.
– И она не очень-то хорошо к тебе относилась.
– Она? Да она меня вообще не замечала! Презирала, говорила, что я недомерок, воняющий псиной.
– А ты ее жердью и костлявой кобылой...
– Выходит, ошиблась.
– Как же все-таки?..
– Сказала, не знаю, значит, не знаю. – Она схватила за куртку проходящего мимо официанта и сунула ему пустой бокал в руки. – Поскорей! – кинула она ему и обернулась ко мне: – Честное слово, Берни, не знаю, как это произошло. Видимо, нас всегда тянуло друг к другу, и мы скрывали это за внешней враждебностью.
– Вот это скрытность! Почище, чем в Уотергейте.
– Да уж. Я себя ужасно сейчас чувствую. И Дениз тоже. Сначала мы просто старались не фыркать и не кидаться друг на друга, как кошки. И вдруг нас как будто током ударило. Мы обе это почувствовали. Бред какой-то, думаю, быть того не может, во-первых, потому, что она твоя подруга, а во-вторых, – не из наших она.
– Ну и?..
– А она, смотрю, все больше заигрывает. Ты же знаешь, Берни, я перед чем угодно могу устоять, только не перед этим. Ну и... Короче, она пристала ко мне...
– Дениз – пристала?
– Ага.
– Не думал, что она лесба.
– Никакая она не лесба. Баба как баба, хоть кобеля заводи, если мужиков не хватает. На нее просто что-то нашло – захотелось попробовать со мной. Вот я и подумала, отчего не попробовать разок, а там видно будет. Не думаю, что у нас роман века, и вообще, Берни, если это повредит нашим с тобой отношениям, то хрен с ней, с Дениз. Баб кругом – хоть пруд пруди, а такого кореша, как ты, еще поискать надо!
– Да ладно, Каролин, ничего.
– Нет, чего, бред какой-то.
– Не бери в голову, Каролин. У нас с Дениз тоже не роман века. И позвонил-то я ей позавчера на всякий случай, если бы вдруг понадобилось алиби. Это правда, только ты ей не говори.
– Это и без тебя известно. Она сама сказала, вроде как в свое оправдание.
– Ну и ладно, чего теперь, в самом деле...
– Ты не очень расстроился?
– Даже не знаю. Скорее, просто растерялся. Знаешь анекдот о человеке, у которого умерла жена?
– Что-то припоминаю. Валяй рассказывай.
– Так вот, умирает жена, и бедный муж места себе не находит от горя. На похоронах еле держится. Тогда приятель отводит его в сторону, начинает утешать. «Через несколько месяцев, – говорит, – пройдет боль утраты, ты начнешь встречаться с женщинами, найдешь себе пару, будешь строить новую семью». И так далее. Безутешный вдовец выслушал приятеля и говорит: «Все это я и сам знаю. Но что я буду делать сегодня ночью?»
– А-а...
– На Мэрилин Маргейт рассчитывать не приходится. Даже если за нее внести залог, она вряд ли встретит меня с распростертыми объятиями.
– А за что ей простирать к тебе объятия? Кинул на съедение волкам, а зачем?
– Затем, что это подкрепляет обвинение против Колкэннона. А ей ничего не будет.
– Может, и не будет, но я считала – воровская честь и все такое... Как-никак она и Кролик с Харланом – твои товарищи по ремеслу. Не думала, что ты их сдашь.
– Товарищи по ремеслу? Ты видела, что они сделали на Восемнадцатой улице?
– Видела.
– Они не взломщики. Они – варвары! Мы обязаны очищать наши ряды от случайных людей.
– Может быть, ты и прав, – согласилась Каролин, отхлебнув мартини. – К тому же вид у нее, как у дешевки.
– Что верно, то верно.
– А уж в том красно-черном наряде, думаю, и подавно.
– Факт.
– И все-таки, – задумчиво протянула Каролин, – она довольно привлекательна.
– Угу.
– Мне лично нравится такой тип женщин.
– Мне тоже.
– Но это, конечно, не единственный тип, который мне нравится.
