освободители и их друзья праздновали во дворце Серано радостную встречу. После горькой, долгой разлуки Прим и Серано снова соединились со своими женами и увидели себя среди друзей.
— Мы у цели, — сказал Серано, сидя за столом с Примом и друзьями, — дай Бог, чтобы наше общее дело завершилось удачно.
Бокалы поднялись для тостов, Прим и Серано, старые верные товарищи, увлеченные торжественностью минуты, обнялись. Вино заискрилось в бокалах, послышались оживленные речи, под звуки музыки, игравшей в течение всего обеда, пили не только за здоровье присутствующих героев, но и за тех, кого не было сегодня здесь, но кто помогал делу свободы с неменьшим рвением и самопожертвованием — Топете и Олоцагу.
Когда наступил вечер, весь город, от простой хижины бедняка до дворца, осветился огнями. Огненные фонтаны били на площадях. На Прадо народу раздавали вино. Вечернее освещение увеличило восторг: фейерверк с пушечными выстрелами и военной музыкой напомнил об Альколее, и народ с громкими криками повалил ко дворцу Серано, который, стоя на балконе рядом с Примем, поднял тост за благоденствие народа и поблагодарил его за прием.
— Да здравствует Прим! Да здравствует Серано! — раздавались неумолчные крики.
Дворцы знатных граждан соперничали между собой в роскоши украшений и освещения. Праздник продолжался три дня, все это время улица Алькальда, где стоял дом Прима, и Пуэрта дель Соль с дворцом Серано были заполнены народом.
На следующий день на Прадо маршалы Серано, Прим и генералы произвели смотр войск. Под звуки музыки полки прошли по украшенным улицам и заняли назначенные позиции.
Герцогиня де ла Торре и графиня Рейс присутствовали на этом военном параде, наблюдая из палатки. Число зрителей было так велико, что просторная площадь едва могла вместить желающих.
Серано и Прим верхом, в красивых Генеральских мундирах, окруженные блестящей свитой, осматривали проходившие мимо ряды войск: для каждого из них они нашли слова приветствия и похвалы. Гренадерский полк, в старинной форме, с треугольными шляпами, красными, во всю грудь отворотами, особенно привлекал внимание; он состоял из старых испытанных воинов, чьи суровые, изборожденные шрамами лица невольно напоминали о худших временах страны. С ними контрастировали егеря — легкие и ловкие, со старинными ружьями, с шомполами и курками. За егерями в образцовом порядке выступала артиллерия; в пушки были впряжены мулы.
Парад продолжался несколько часов и окончился под громкие крики одобрения. Высшие офицеры собрались обедать в специально устроенной большой палатке. Вечером Мадрид снова осветился огнями — казалось, празднику не будет конца. На третий день большой бой быков в Колизео заключил празднество. Настало время перейти к более серьезным делам.
Серано, Прим, Топете и Олоцага были признаны вождями нации, им же было поручено избрать людей, которые могут управлять страной, привести ее к процветанию.
Итак, четверо гвардейцев, судьбу которых мы проследили в нашем рассказе, стали во главе нации. Эти четверо, некогда спасшие трон ныне изгнанной королевы, одинаково любимые народом и армией и щедро одаренные талантами, не предполагали, что судьба Испании окажется в их руках, что из пылких молодых людей они сделаются признанными лидерами.
Олоцага все еще находился при дворе Наполеона в Биаррице, и мы увидим, как необходимо было там его присутствие. Топете же через несколько дней прибыл из Кадиса в Мадрид.
Контр-адмирал просил не устраивать ему никакого торжественного въезда, однако несмотря на это был встречен на станции Железной дороги не только всеми моряками, находившимися в Мадриде, но и несколькими ротами во главе с Эскаланте.
Серано и Прим обняли своего старого верного друга.
Когда контр-адмирал с супругой прибыли в свой дворец, Прим показался на балконе и возгласил, обращаясь к собравшейся толпе:
— Да здравствует флот! Да здравствует Топете! Да здравствует народ! Да здравствуют Серано, свобода и армия!
На Что Топете, обнимая Серано и Прима, отвечал:
— Да здравствует мадридский народ!
Серано был поставлен во главе всего правительства. Это назначение явилось выражением народной любви к нему.
Прим получил управление военными делами — мечта его юности осуществилась. В ведение Топете был отдан флот, а Олоцаги и Лоренсаны — иностранные дела. Министром просвещения и торговли предусмотрительный Серано назначил дона Руиса Сорилью, человека благородного, проницательного и умного.
Сагаста, друг Олоцаги, стал министром внутренних дел, Рамиро Ортес — министром юстиции, а Фигерола — министром финансов.
Первый порядок был восстановлен. С благородными помыслами, твердой рукой повел Серано государственный корабль, так долго гибельно направляемый, к безопасной гавани.
Правда, это не обошлось без препятствий, бесчисленные волны еще грозили вырвать руль у него и его друзей… Но эти люди так привыкли к трудным переездам и тяжелым битвам, что не отступили перед этой бурей.
НАПОЛЕОН И ОЛОЦАГА
Мы помним, что дипломат дон Салюстиан незадолго до вспышки восстания по настоянию Джирдженти был заменен Моном. Несмотря на это Олоцага остался в близких отношениях с двором в Биаррице, и старания Мона войти в милость к Наполеону остались безуспешными, хотя император и был внимателен к новому испанскому послу. Кроме того, Олоцага поддерживал связь не только с Мадридом, где находился его брат Целестино, но и с Примом и Серано, так что подозрения Изабеллы, узнавшей в тайной корреспонденции руку Олоцаги, были справедливы: дипломат находился в союзе с мятежниками.
В то время, как Мон прилагал все усилия, чтобы побудить императорскую чету отправиться в Сан- Себастьян, Олоцага, в свою очередь, старался помешать этой встрече, и мы видели, чье влияние превозмогло. Немногих слов оказалось достаточно, чтобы двор, уже находившийся в пути, возвратился назад, и эти слова не заключали в себе известия, что заговор приобретает большой размах или что в Сандандере произошла битва, — депеша гласила:
Когда Олоцага отослал эту депешу, только что полученную им от брата, в Биарриц, он был в сильном волнении, боясь, что королева не замедлит казнить герцогиню де ла Торре и графа. Но что мог и должен был сделать он, чтобы спасти сына? У него оставалась только одна надежда на императорскую чету.
Север Испании находился еще в руках королевы, и Олоцага не мог даже тайно отправиться в Мадрид, не подвергаясь опасности. Дон Салюстиан рассудил, что Франциско Серано, в руках которого находится весь юг, примет верное решение.
В тот самый день, когда Целестино прислал ему известие, что восставшие генералы идут вперед, графиня Рейс прибыла в Париж. Олоцага отправился к ней и узнал, что Прим уже высадился и овладел берегом, и дела повстанцев с каждым часом идут лучше. Марианна старалась утешить друга своего мужа, который уже отказался от надежды когда-нибудь увидеть Рамиро, потому что продвижение мятежников вперед грозило пленникам казнью.
Тем сильнее была его радость, когда он узнал через несколько дней о победе при Альколее и спасении герцогини и Рамиро. Обычно непроницаемое лицо Олоцаги выражало счастье. Он готов был сопровождать графиню Рейс за границу и потом вернуться в Биарриц. Скоро пришла весть о бегстве Браво,
