Попробуй услужи всем. Я ведь молчать собиралась… Так нет, завел ты меня! — Девица стащила с себя кофту, под которой, по обычаям светляков, было поддето еще три-четыре точно таких же.
— Десять на одну… Вам еще повезло, — усмехнулся Кузьма. — У метростроевцев, говорят, сто на одну. И ничего, не жалуются.
— Правильно. У них мужики с мужиками живут. Греха не боятся… Слушай, давай ложиться. Мне завтра на молебен спозаранку вставать да еще свиней надо успеть покормить.
— Разве я против, — охотно согласился Кузьма.
— Светильник сначала погаси. Не собираюсь я перед тобой нагишом выпендриваться.
— Сей момент.
Кузьма пальцем погасил фитиль. Свет он любил как редкое и экзотическое удовольствие, но все важные дела предпочитал обделывать в темноте.
— Ты разве меня не помнишь? — спросил он, залезая под одеяло.
— Почему это я должна тебя помнить? — Давая ему место, девица отодвинулась к стенке. — Разве мы с тобой раньше ложились?
— Я с сестрой твоей ложился. С Меланьей. Ты тогда еще малышкой была.
— Преставилась Меланья.
— Я знаю… Ты на меня, Фотинья, не обижайся. Мне Меланья тогда в душу запала, вот я тебя и захотел.
— Тиной меня лучше зови, — сказала девица уже без прежнего озлобления.
Кожа ее на ощупь напоминала бархат, из которого были изготовлены самые чтимые знамена метростроевцев. Хотя, по понятиям светляков, Тина считалась довольно худощавой, Кузьма, давным-давно не прикасавшийся к женским прелестям (сундукообразная задница постельной свахи Феодосьи была, конечно, не в счет), сладко изумился тому, как много тут имелось всяких изгибов, складок и впадинок, совершенно не свойственных мужскому телу.
— Ты это оставь! — Тина заерзала так, словно на нее напала орава голодных клопов. — Ты дело свое делай. Я не идол, чтобы меня оглаживать, и не икона, чтобы куда ни попадя целовать.
— Дурочка, я ведь ласкаю тебя.
— Не нуждаемся мы в ваших ласках, — ответила Тина, однако ее сопротивление мало-помалу угасло.
Перевернув податливое и легкое тело на живот, Кузьма внезапно наткнулся на изъян — спину и ягодицы Тины покрывали шрамы, такие глубокие, что в них свободно помещался палец.
— Что это? — удивился Кузьма. — Тебя, похоже, плетью стегали!
— Если бы… Лучше сто плетей, чем одно такое приключение. Ты разве про это от Меланьи не слышал?
— Нет.
— Скрыла, значит… У нее такие рубцы тоже имелись. Особенно на левом боку. Да только, как видно, ты с ней руки не распускал. Не то что со мной…
— Кто же вас так изувечил?
— Химера проклятая. На свинарнике врасплох нас застала… Я тогда совсем еще несмышленая была. Помогала, чем могла, Меланье. Вдруг вижу, выплывает на нас из мрака что-то непотребное. Вроде как сеть, из стеклянных нитей сплетенная. Ни головы, ни ног. Наваждение бесовское… Хорошо хоть, что между нами кабаны оказались. Легла та сеть на них, но краем и нас с сестрой задела. Кабаны даже хрюкнуть не успели, а на нас словно столбняк напал. Не можем ни крикнуть, ни шевельнуться. Описались даже со страху… Сколько времени так прошло и не упомню, а только стали кабаны на глазах усыхать. Высосала химера из них все соки. Одни шкуры остались. Стало быть, и нам конец скоро… Жути натерпелись — не приведи Господь! Руки бы на себя, кажется, наложила, да отнялись руки. Спасибо мясникам, которые за кабаном явились. Спасли нас. Изрубили химеру топорами, а что осталось — сожгли. Сама-то она хлипкая оказалась, как студень. Нас водочными примочками да свиным жиром выходили. Только шрамы на всю жизнь остались.
— Эта тварь чертовым пухом называется, — сказал Кузьма. — Или крапивником. Подбирается всегда втихаря, не то что другие химеры. Пару раз и я с ней сталкивался.
— Страшно небось одному по темным норам шляться?
— Привык… А оравой при лампадах жить разве не страшно?
— Тоже страшно. Каждому твой кусок поперек горла стоит, каждый тебя подмять норовит.
— Вот видишь. Потому я и один… А сейчас помолчи. Не отвлекайся. Не до разговоров мне… Пора к делу приступать. — Печальный рассказ Тины почему-то еще больше раззадорил Кузьму.
— Не спеши… Так и быть, поласкай меня еще. Наши-то мужики на ласки скуповаты. Наваливаются, как медведи. Потом вся в синяках ходишь.
— Это от страсти… Тут уж ничего не поделаешь… Природа…
— Ладно уж… Удовлетворяй свою природу, пока я добрая…
Немного попозже Кузьма зажег плошку и без помех рассмотрел все ее шрамы — и ветвящиеся борозды, оставленные чертовым пухом, и глубокие оспины, проделанные клещом-скоморохом, и следы укусов, которые нанес Тине один ненормальный светляк, недавно изнасиловавший ее прямо в свином корыте (имя насильника она держала в тайне, поскольку за такое преступление мужчин здесь публично охолащивали).
— А у тебя ни единой царапинки, — с завистью сказала Тина, проведя пальцем по его впалому животу. — Везучий…
— У нашего брата шрамов не бывает, — объяснил Кузьма. — Первая же серьезная рана, которую я получу, будет и последней. Если химера не добьет, так мох удавит. В тех местах, где я бываю, помощи ждать неоткуда.
— А вот до меня другие вести доходили. Будто бы ты с нетопырями знаешься и они тебе как верные слуги служат. Верно это?
— Верно… — неохотно признался Кузьма (что же тут поделаешь, если посторонние знают о твоей жизни гораздо больше, чем хотелось бы).
— Бр-р-р, — передернула она плечами. — Они же такие противные!
— Это как посмотреть, — возразил Кузьма. — Просто люди их раньше недолюбливали. Дескать, ночные твари, кровососы, пособники темных сил. А если разобраться, ерунда все это, предрассудки. Нам летучие мыши никоим образом не пакостят. Наоборот, помогают. Навоз дают, всякую вредную мошкару уничтожают. Зверьки безвредные, да еще и смышленые. Ты про собак слышала?
— Рассказывали старухи что-то…
— Раньше собаки были людям самыми верными помощниками. Что в хозяйстве, что в охоте, что в дальних странствиях… Вот так примерно и нетопыри. Я на них почти в любом деле могу положиться. Они и дорогу безопасную найдут, и о появлении химер загодя предупредят. Есть такие, что ради меня жизни не пожалеют. Между прочим, они на нас очень многим похожи, хоть и крылья имеют. У самочки две груди вперед торчат. А у самцов здесь, — он сдвинул ладонь Тины пониже, — все точно такое же, как у мужчин. Только, конечно, размером поменьше.
— А перепихиваются они как? — хохотнула Тина, уже позабывшая свои недавние капризы. — В полете?
— Нет. Ради такого случая посадку делают. — Кузьма неизвестно почему смутился.
— Зря! Имей я крылья, так перепихивалась бы только в полете! Как это, наверное, интересно! — мечтательно произнесла она.
— Интересно, — подтвердил Кузьма, поудобнее пристраиваясь к девице. — Если, конечно, ветер не особо сильный…
Еще до того как целиком и полностью предаться всесильному бесу похоти, Кузьма задумал разузнать у Тины о причинах, так сильно изменивших жизнь обители Света. Однако этим планам сначала помешала усталость, ввергнувшая любовников в глубокий сон, а когда раздался удар колокола, призывавшего светляков на утреннюю молитву, выспрашивать что-либо у заспанной девчонки, поспешно натягивающей на себя многочисленные юбки и кофточки, было уже поздно.
Ладно, еще поговорим, будет время, подумал Кузьма, без всякой страсти чмокая Тину в губы.
