вернулись. Выглянув из облака пара, он отвел руку жены, причесывавшей его, и потребовал объяснений.
— Ваши гости, сударь, — сообщил один из слуг, — объявили, что намереваются свершить благодарственную молитву за благополучный исход путешествия перед переносным алтарем, который возят с собой, и приказали нам не мешать им.
По спине Герона пробежали мурашки. Он очень хорошо помнил о разговоре у костра, Белфеор и Паргетти с довольно странным скепсисом отзывались о богах.
— Тут что-то не так! — проворчал он и энергично вылез из ванны, расплескав воду. На озабоченный вопрос жены сказал только: — Дай полотенце!
Обмотав полотенце вокруг чресел, он босиком направился по коридору к комнате, предоставленной гостям. Несмотря на свою полноту, он двигался тихо и, зная все скрипучие половицы, избегал ступать на них.
Не оглянувшись на идущих за ним слуг, он прижался лицом к узкой щели в дощатой стене и всмотрелся. Окошко комнаты выходило на запад, и хотя темнело, а ставни были закрыты, света было достаточно, чтобы разглядеть таинственных гостей. Он отчетливо видел и их «переносной алтарь». Он узнал его сразу. Такой был у него самого.
Это был субпространственный коммуникатор.
Герон отступил назад и в сторону, встав напротив двери. Он подал слугам знак следовать за ним. Нужно было действовать, и немедленно.
Деревянная задвижка не выдержала почти триста фунтов решительности. Дверь распахнулась и Герон влетел внутрь. Вот так южане! Не удивительно, что он никак не мог понять их. Они были с другой планеты!
Он не говорил на галактическом с тех пор, как появился здесь, разве что когда раз в полгода отправлял свои донесения. Но это был его родной язык, и в возбуждении он заговорил на нем.
— Стойте! Отключите эту штуку! Вы арестованы!
Паргетти, занимавшийся настройкой передатчика, был как громом поражен. Но Белфеор словно ждал этого момента. Он выбросил руку вперед и схватил что-то, лежавшее на столе возле коммуникатора. Энергетическое оружие. Старая, но действенная штука.
Огненный луч поразил Герона, а слуги, которым показалось, что из руки гостя бьет молния, с воплями разбежались.
3
Когда Бавис Кноль, в третий раз потеряв терпение, прикрикнул на слуг, которые облачали его в церемониальные одежды, он понял, что из-за бессмысленной раздражительности может прозевать мгновение, когда должна появиться вечерняя звезда. Чтобы успокоить расходившиеся нервы, он велел позвать арфиста.
Музыкант с глубоким поклоном осведомился, чего желает его господин.
— Спой мне балладу о рыжем Слоине, — приказал Бавис Кноль.
Арфист снова поклонился, сел на обтянутую красным бархатом банкетку, убрал со лба длинные темные волосы и тронул струны.
Ясный тенор певца, мелодичная музыка смягчали настроение Бависа Кноля, отвлекая от мрачных мыслей. Баллада о рыжем Слоине была настолько древней, что никто не знал, когда ее сложили. Она повествовала о том, что привело к первому междуцарствию. Раньше, в глубинах столетий, существовало девять родов, а не восемь, как в нынешние времена, и главой девятого рода, тотемом которого был граат, являлся некий коварный, ненавидимый всеми интриган. Сын же его был самым искусным планеристом своего времени, и когда пришла весна и настало время Королевской Охоты, все были убеждены, что именно он убьет короля и род его придет к власти и продаст город племени разбойников, которое осаждало его уже три лета.
Но с юга явился рыжий Слоин, известный герой-воин, взявший слово на собрании перед началом Королевской Охоты. Хотя он и не принадлежал ни к одному из местных родов и даже не был жителем города, все были в таком страхе перед угрозой триумфа Граатов, что готовы были ухватиться за любую соломинку. И хотя никто не верил в его успех, сошлись на том, что Слоин должен получить позволение отправиться на Королевскую Охоту вместе с другими претендентами.
Он врезался со своим глайдером в затылок короля, и они вместе рухнули в кратер вулкана. Теперь уже ничто не препятствовало захвату власти главой рода Паррадайл. Первым действием этого человека было истребление изменнического рода Граатов: взрослых членов его он уничтожил, а детей распределил по другим родам. Затем были изгнаны разбойники и восстановлен мир.
Бависа Кноль застыл в задумчивости, а слуги торопливо заканчивали свою работу: навешивали ему инсигнии, причесывали бороду и раскрашивали ее пастой из масла и сажи, как все было раньше, — еще до того, как люди научились считать число дней в году, и неожиданно наступило первое весеннее новолуние. Тогда, без сомнения, созвали сход и общим голосованием избрали самых дельных для сражения с королем. Все произошло само собой, не так, как сегодня, когда роды всю зиму проводили в подготовке к Охоте, заставляя своих претендентов подолгу тренироваться, совершенствовать планеры-глайдеры и улучшать конструкцию стрел — чтобы летели они быстрее и точнее, а вонзались глубже.
Королевская Охота, приняв строгие формы, стала ритуалом, и именно в этом заключалась ее суть, — точно так же, как в маленьком сухом семени заключается зародыш могучего дерева.
Арфист закончил, и едва прозвучали последние аккорды, как дверь распахнулась, и вбежал единственный сын Бависа Кноля, Амбрус.
— Мой почтенный отец, — сказал он, небрежно поклонившись, и продолжал, не дожидаясь ответа: — Я хотел бы знать, когда произойдет то, что следует делать, — сейчас или утром.
— Что? — спросил Бавис Кноль ледяным голосом, смерив юношу взглядом с ног до головы. Когда он смотрел на этого темноволосого парня — с брюзгливым ртом и диковатыми глазами, — лишенного и тени интеллектуальной утонченности, то временами спрашивал себя, всегда ли наилучшим образом обстояли дела с верностью его жены. Хотя люди обыкновенно утверждали, что их регент силен, как колонна, и тверд, как камень крепости, он никогда не рубил с плеча. Он был терпеливым стратегом, способным просчитывать на годы вперед.
Он знал, насколько редко наследуются положительные качества, даже через множество поколений. Но, кажется, Амбрусу передались только недостатки предков. И все же с этим тяжким бременем надо было как-то жить.
Амбрус не понял реакции отца и уставился на него пустым взглядом.
— Ты знаешь, что я имею в виду — то, что должно сделать! — настойчиво повторил он.
Бавис Кноль подавил вздох и откинулся в кресле. Вытянув сначала одну ногу, затем другую — чтобы слуги могли натянуть и зашнуровать церемониальные сапожки.
— Скажи мне, Амбрус, кто считается самым многообещающим претендентом?
Лицо парня просветлело. Он понял, что отец не хотел обсуждать щекотливый вопрос в присутствии слуг.
— Не значит ли это, — продолжал Бавис Кноль, — что наибольшие шансы — у Саикмара из рода Твивит?
— Это правда, — подтвердил Амбрус, пытаясь изобразить энтузиазм, которого не ощущал. — Говорят, за последние сорок лет лучшего кандидата не было.
В этом замечании содержалась хотя и не высказанная, но для отца его достаточно понятная мысль: пользы тебе от этого никакой!
— Что ж, — пробормотал Бавис Кноль, — тогда мы, пожалуй, увидим в этой крепости новый род уже до конца недели. — Он сказал это довольно осторожно, наблюдая за реакцией Амбруса. Она не заставила себя ждать — лицо его залил гневный румянец.
И тут же регент почувствовал еще один укол в сердце — такой острый, что пришлось закрыть глаза.
