— Все правильно, — кивнула она.
— По-видимому, ее похитили во вторник вечером, если не днем. Похитители ждали до сегодняшнего вечера, прежде чем связаться с вами, — прошло сорок восемь часов. За это время вы уже должны были обратиться в полицию и заявить, что Чарити потерялась. Они или очень неразворотливы, или просто дилетанты. — Я повернулся к Рэймонду:
— Мисс Маннинг сказала, что вы решили пригласить меня только сегодня утром?
— Да, — подтвердил он.
— А прошлой ночью со мной произошел довольно забавный случай — у меня до сих пор не прошли синяки.
И я рассказал им историю о девушке и ее несуществующей матери, с которой случился сердечный приступ в машине у моего дома. Они внимательно выслушали мой рассказ и, когда я кончил, довольно долго молчали.
— Ничего не понимаю, — сказал наконец Рэймонд.
— Я тоже, — согласился я. — Но получается так, что мои ночные посетители наверняка знали еще до того, как вы это решили, что вы пригласите меня. Знали и то, что вы пошлете мисс Маннинг сказать мне об этом.
— Как они выглядели? — спросила Клаудиа Дин.
— Было темно... На девушке был парик, а мужчину мне так и не удалось разглядеть. — Я вспомнил про рюмку у меня в руке, отпил глоток. — И вот еще что... Мисс Маннинг смогла предложить мне только две улики, которые могут иметь некоторое отношение к исчезновению Чарити: написанная каким-то Джонни непонятная записка и еще тот факт, что она была восхищена описанием сеансов групповой терапии, которые посещала Мэри Рочестер в психушке в Биг-Суре.
Рэймонд снова убрал с лица прядь волос.
— Итак?..
— Итак, за какую ниточку вы бы сначала потянули на моем месте?
— Я бы начал с Биг-Сура.
— Вы совершенно правы, — холодно сказал я. — Потому что тянуть за другую ниточку не имеет никакого смысла — слишком уж она тоненькая. Просто чертовски тоненькая!
— К чему вы ведете, мистер Холман? — тихо спросила Клаудиа Дин.
— Не люблю, когда меня держат за сосунка, — сказал я. — Не люблю, когда меня используют.
— Вы думаете, мы пытаемся использовать вас? — зарычал Рэймонд.
— По-моему, я совершенно ясно дал вам это понять, — резко ответил я.
— Видишь, дорогой, он дал нам понять, — пробормотала Клаудиа. — Совершенно ясно дал понять!
Помятое лицо Рэймонда сморщилось. Он посмотрел на жену, потом на меня, потом снова на жену. Мне показалось, что сейчас у него над головой, как в комиксе, появится надпись: “Думает!'
— Не пойму, что происходит? — устало спросил он.
— Почему бы мне не увезти мистера Холмана в какое-нибудь тихое местечко, где бы мы остались одни и где я бы ему объяснила, что все это для него значит? — спросила Клаудиа.
Рэймонд обмяк.
— Ты считаешь, так будет лучше? — промямлил он.
— Конечно, иначе зачем бы я это предлагала? — Она была сама невинность с широко раскрытыми фиолетовыми глазами. — Как ты думаешь, Сара?
— Кто-то ведь должен все объяснить, — сухо сказала Сара Маннинг. — Я думаю, вы сможете это сделать лучше нас всех.
— Мэри, — Клаудиа Дин сладко улыбнулась своей сестре, сидящей рядом с застывшим выражением лица, — а ты как думаешь?
— Групповая терапия тут ни при чем! — жестко сказала побледневшая сестра. — Это оскорбительно для Даниэлы. В конце концов, она квалифицированный...
— Я знаю, дорогая, — сладким голосом пропела Клаудиа. — Я не это хочу разъяснить мистеру Холману.
Она встала и пошла к двери, а дойдя до нее, грациозно оглянулась:
— Идете', мистер Холман?
— Конечно, — с готовностью сказал я и встал с кресла.
— А вы все попытайтесь расслабиться, — пропела она успокаивающим голоском. — Сара, налей Эрлу еще рюмку и постарайся сделать так, чтобы он меньше волновался.
Я вышел вслед за ней на крыльцо и подождал, пока она не закроет входную дверь.
— Я думаю, мы поедем в вашей машине, мистер Холман, — промурлыкала она. — Домой я всегда смогу добраться на такси.
— Куда же мы едем? — удивленно спросил я.
— К вам, куда же еще!
Мы ехали, может быть, минут десять. Клаудиа сидела возле меня и заговорщически молчала. Я сосредоточил все внимание на дороге, потому что думать о чем бы то ни было стало вдруг чертовски трудно. Когда мы вошли в дом, она остановилась в центре гостиной и стала осматриваться.
Я прошел к бару.
— Что бы вы хотели выпить?
— Чего-нибудь меланхоличного, — ответила она и тихонько вздохнула. — Водки со льдом и с долькой лимона. — И снова вздохнула. — Я всегда хотела жить одна, но мне это никогда не удавалось. Я имею в виду — по-настоящему одна. Без личного секретаря, без прислуги, без мужа и даже любовника, который прячется на чердаке.
Я приготовил напитки и поставил их на откинутую крышку бара.
— Знаете что? В жизни вы даже лучше, чем в кино.
— Спасибо. — Она быстро провела руками по изгибу своих бедер.
— Эти прекрасные черные волосы, ловко собранные в простенькую прическу, как у маленькой девочки, — продолжал я. — Эти великолепные фиолетовые глаза, которые всегда смотрят так невинно, этот рот, как будто созданный для нежных поцелуев... А ваше решение — надеть на это великолепное тело закрытое шелковое платье с длинными рукавами — просто гениально. По сравнению с вами Сара Маннинг выглядит совершенно вульгарно!
Она потрясающе улыбнулась мне:
— С каждой минутой вы начинаете нравиться мне все больше и больше, Рик Холман!
— Все дело в стиле, — согласился я. — Это удается немногим. Сколько вам лет, Клаудиа?
Она бросила на меня быстрый взгляд, и уголки ее губ слегка дрогнули.
— Тридцать четыре. Вы почти испортили начало прекрасной дружбы.
— Вы не выглядите ни на день старше тридцати трех, — сказал я. — Волшебные тридцать три года: полная зрелость и красота женственности, которая появляется от совершенствования природных качеств благодаря долгому ученичеству у настоящих мужчин.
— Я надеюсь, вы не пользуетесь этим методом с каждой девушкой? — спросила она, медленно двинувшись к бару. — Страшно подумать, что весь этот поток слов может излиться на какую-нибудь идиотку, которая с утра до вечера продает лифчики старым разжиревшим бабам!
— Вы единственная и неповторимая Клаудиа Дин, — продолжал я в том же тоне. — Я смотрел все ваши фильмы, но не помню ни одного сюжета. Помню только, как вы выглядели — одетая и раздетая, всю вашу фигуру во весь рост, анфас и в профиль.
Она уселась по другую сторону стойки бара, внимательно посмотрела на меня и медленно улыбнулась:
— Никогда еще не встречала поклонника, который бы так точно выражал свои мысли. Мне это нравится, Рик!
— Можно выразиться и по-другому, — сказал я. — Я уже давным-давно покорен вашей красотой — с тех пор как увидел первый фильм, в котором вы появились. Так что понравиться мне больше, чем вы мне нравились всегда, вам вряд ли удастся. Лучше расслабьтесь и, если хотите, снимите свой поясок.
