недели.
У них было нечто вроде расписания на субботы и воскресенья. У Анджелы и Элинор есть квартиры в Пайн-Сити — в одном и том же доме и на одном и том же этаже.
К этому времени прибыли эксперты во главе с доктором Мэрфи, так что с остальными вопросами пришлось подождать. Минут пятнадцать я стоял в спальне, прислонясь к стене, и наблюдал, как они работали. Эд Сэнджер, гений из криминалистической лаборатории, следил за тем, как его помощник действовал фотоаппаратом, искал отпечатки пальцев и производил остальные трюки, потом он поднял на меня глаза и пожал плечами.
— Черт знает сколько следов, возможно, все — девушек, — угрюмо буркнул он. — А на ноже, могу поспорить, не окажется ни единого. Иногда я даже думаю: ну чего ради нас беспокоят?
— Звучит многообещающе, — усмехнулся я.
Какое-то мгновение он смотрел на кровать, пожевывая свою губу:
— Какая несправедливость. Красивая девица, а?
Доктор Мэрфи запер свой зловещий черный чемоданчик с не менее зловещим щелчком и подошел к нам.
— Полагаю, причина смерти ясна даже для такого тупицы, как вы, Уилер?
— Он вынужден постоянно оскорблять людей, потому что у него комплекс неполноценности, — пояснил я Сэнджеру. — А этот комплекс имеется у него потому, что он неполноценен. Последний раз, когда анализировали его состояние, ему рекомендовали самоубийство как наиболее гуманный акт.
Худощавая физиономия Мэрфи приобрела еще более сатанинское выражение.
— Последний раз, когда анализировали состояние Уилера, выяснилось, что его основной проблемой является широта взглядов — например, если его заставить хотя бы пару минут не думать о девицах, он, скорее всего, превратится в идиота.
Как всегда, Эд Сэнджер пропустил нашу пикировку мимо ушей и вернулся к делу:
— Что вы скажете об этой букве, нарисованной у нее на лбу?
— А что? — спросили мы с Мэрфи в один голос.
— Ну, — он подозрительно посмотрел на нас обоих, — это должно что-то означать, не так ли?
— Он прав, Эл, — совершенно серьезно произнес Мэрфи. — Что скажете?
— Разумеется, прав, — мрачно подтвердил я. — Похоже на «J», а?
— Хватит! — окрысился Сэнджер. — Человек пытается вести какой-то разумный разговор, а что получается?
— Согласен, — тут же сказал я, — эта буква что-то означает, но в настоящий момент я знаю одно: у меня есть скверное предчувствие, что потребуется черт знает сколько времени, чтобы найти ответ на этот вопрос.
Мэрфи взглянул на часы и неожиданно фыркнул, будто только что вспомнил, что его ожидает еще пяток трупов.
— Смерть произошла девять-десять часов назад, — быстро сообщил он. — Вскрытие постараюсь сделать сегодня же. Когда закончу, возвращу вам орудие убийства, договорились?
— Конечно, док. — В голосе Эда не чувствовалось энтузиазма. — Во всяком случае, выглядит оно как самый обычный кухонный нож.
— Если вы, парни, будете и дальше стоять тут и подбадривать меня, я, пожалуй, расплачусь, — уныло заметил я. — Почему бы вам не исчезнуть?
— Труповоз уже в пути, — сказал Мэрфи и тихонько вздохнул:
— Никак не возьму в толк, почему мне когда-то казалось, что медицина — это что-то романтическое?
Когда они наконец удалились — Эд увел на буксире и своего помощника, — я обыскал комнату. На это ушло не более пары минут. В стенном шкафу находилось несколько самых обычных пляжных платьев, в тумбочке — две смены нижнего белья. В изголовье кровати имелось два ящичка, по одному с каждой стороны, в левом обнаружилась маленькая вечерняя сумочка черного цвета.
Я открыл ее. В ней лежали кружевной носовой платочек, губная помада и пудреница, а также четыре ключа на колечке. Я закрыл сумочку и забрал ее с собой в гостиную, где сидела, обхватив себя руками, ненормальная брюнетка. На мой взгляд, есть несколько куда более плодотворных возможностей ничего не делать, чем сидеть таким вот образом.
Она взглянула на меня с вымученной улыбкой и сказала:
— Новые вопросы?
— Знаете ли вы кого-нибудь, кому хотелось бы убит!
Элинор Брукс?
— Нет, — твердо ответила Анджела. — Не думаю, чтобы кто-нибудь назвал ее приятной девушкой, но в душе она была славной, не злой, если вы понимаете, что я имею в виду.
— Тогда почему бы не назвать ее приятной? — удивился я.
— Свободная любовь — превосходная штука, своего рода адреналин, который заставляет петь менестрелей и творить поэтов. — Она улыбнулась, увидев мое недоумение, и нежно потерлась щекой о собственное плечо. — Но сколько прилагательных в превосходной степени известно вам для определения любви, к которой заранее прикреплена бирка с ценой? Возможно, самыми милостивыми являются в этом случае слова «низкая»и «грязная»«. Элинор знала это, но ей было наплевать. Она считала, что так легче всего заработать себе на жизнь.
У Элинор был практичный ум, и она жила на широкую ногу. По ее словам, имела в среднем по три сотни в неделю.
— Она была профессиональной проституткой, девушкой по вызову?
— Да. — Анджела Палмер кивнула. — А ответ на ваш следующий вопрос будет отрицательным. — Я — нет.
— Мне это не нравится, — пробормотал я.
— Что именно? Что я — нет, а она — да?
— Мне это не нравится потому, что ее мог убить один из клиентов, — пояснил я. — Какой-нибудь случайный тип, возможно параноик, который находился в Пайн-Сити проездом и выбрал ее потому, что она показалась ему легкодоступной мишенью. Не исключено, что в данный момент он уже на полпути в Чикаго или куда-то еще.
Она решительно покачала головой:
— Я так не думаю.
— Почему?
— Я знаю, как Элинор обычно действовала, — совсем не так, как вы представляете себе. Она мне все откровенно рассказывала, и слушать ее было ужасно интересно, особенно мне, любительнице в лиге начинающих!
Элинор подходила ко всему очень по-деловому. У нее были только регулярные клиенты, которые платили по сотне долларов за каждое посещение или ночь. Если требовалось нечто большее, цена возрастала, но она никогда не занималась делом в уик-энды или праздничные дни, потому что ценила свое свободное время. Работала она две, иногда три ночи в неделю, и только. У нее была весьма ограниченная клиентура, как я уже говорила. Максимум шестеро мужчин.
— Может, у нее где-нибудь записаны их имена? — мечтательно проговорил я.
— Ну, — спокойно ответила Анджела, — возможно, такой список и есть. Элинор была аккуратной девушкой, она считала, что всегда нужно быть честной и платить налоги. Я уверена, что она вела запись всех своих дел.
— И где могут быть эти записи? У нее дома?
— Где же еще? — Она слегка пожала плечами и погладила себя по бедру. — Если вы собираетесь поехать взглянуть на них, я тоже поеду и помогу вам, лейтенант.
Не хочется здесь задерживаться дольше, чем это необходимо.
— У вас есть ключи от ее квартиры?
— Нет. — Она кивнула в сторону маленькой черной сумочки, которую я продолжал держать в руках. — Но, думаю, они есть у вас. Я узнаю сумочку Элинор!
