— Не правильно. Попробуй еще раз.
Она расширила глаза.
— Эта дамочка? Бонни Адамc?
— Угадала, — ядовито произнес он.
— Джейми, котик, — со слезами в голосе взвыла рыжая. — Прости меня!
— Ладно, замнем для ясности.
— Мое сердце разорвется! — стонала она. — Простишь ли ты меня когда-нибудь?
— Я сказал — замяли!
— Ты не хочешь поцеловать меня?
— Нет! — рявкнул он.
— Как же мне искупить свою вину, котик?
— Заткнуться немедленно! — выделяя каждый слог, ответил он.
— Я заслужила наказание за то, что не верила тебе, — еще громче продолжала она. — За то, что обидела моего Джейми. Ты должен наказать меня, котик, за то, что я такая скверная!
— Ладно, — прорычал он и, размахнувшись, дал ей пощечину, которая хлопнула, как взрыв, и рыжая, перевернувшись через голову, свалилась на пол по другую сторону кровати.
— Думаешь, ей теперь полегчало? — рискнул поинтересоваться я.
— Ей — не знаю, — как ни в чем не бывало ответил он. — А мне так точно.
— Интересная у вас семейная жизнь, — невольно восхитившись, заметил я.
— В ней есть свои плюсы и минусы. — И вдруг он схватился за голову. — Я идиот! Полный кретин!
— Потому что ударил ее?
— Потому что ударил ее туда, где видно! — расстроенно объяснил он. — Дэнни обожает показывать лица крупным планом в момент оргазма. — Его голос вдруг стал на октаву выше, когда он осознал масштаб своей вины. — Дьявол! Это может обойтись нам в стоимость двух рабочих дней!
Когда я снова оказался на пороге дома, ответственный продюсер медленно подымался на ноги, цепляясь обеими руками за перила.
— Не торопись, — сказал я ему. — Все равно пленка кончилась.
— Как — кончилась? — не поверил он.
— Один взгляд на меня без одежды — и они оба впали в такую страсть, — скромно пояснил я, — что это будет еще более великий сексуальный боевик, чем «Нерон и нимфоманка». Я предложил назвать его просто «Нерон», но они решили, что название должно быть длиннее. Что-нибудь вроде «Нерон и его Сами Знаете Что»! Может, они и правы.
— Держись от меня подальше, Холман, — пробормотал он. — В следующий раз ты живым не уйдешь!
— Ты славно загорел здесь, Дэнни, крошка, — помахал я ему. — Тебе надо чаще отдыхать. Как только захочешь повторить, я всегда к твоим услугам. Звони!
Глава 4
Это была одна из тех улиц Нижнего города Лос-Анджелеса, где дома стоят вертикально лишь благодаря тому, что наваливаются друг на друга, а жители при вашем приближении начинают смотреть в сторону, делая вид, что они здесь тоже гости. Я вскарабкался пешком на четвертый этаж, обождал, пока восстановилось дыхание, и постучал в дверь. Нажима пальцев оказалось достаточно, чтобы дверь медленно отворилась, открывая вид на чердак: длинная узкая комната с пылью, пляшущей в солнечном луче, который высвечивал потертое кресло и фигуру в нем.
Я сразу узнал брюнетку с армейской стрижкой, которая снималась вместе с Маризой в том порнофильме, который показал мне Варгас прошлой ночью. В просторном свитере и линялых джинсах она сидела так, словно ее швырнули в кресло, и в глазах у нее застыло выражение беспредельного ужаса. Дыры в свитере указывали места, куда снова и снова входил нож; трикотаж стал жестким, напитавшись кровью. Я тихо закрыл за собой дверь и подошел к телефону, стоявшему на обшарпанной тумбе.
Девушка в приемной Торгово-банковского треста Камерона скептически отнеслась к моему заявлению, что мне нужно срочно поговорить с мистером Камероном, и мне пришлось ждать целую вечность, пока у меня в ухе не пролаял знакомый голос. Я сообщил ему, что нашел его дочь, дал адрес и объяснил, что для него жизненно важно приехать немедленно. Прежде чем повесить трубку, я с помощью носового платка удалил отпечатки пальцев.
Чтобы обыскать чердак, мне хватило пяти минут. Там висела, лежала только ее одежда. Все остальное исчезло: ни записной книжки, ни документов, ни денег, ни украшений. Даже в кухне не осталось ничего, за исключением полубанки растворимого кофе и остатков сливок в крошечном холодильнике.
Минут через пятнадцать я открыл входную дверь, но вместо Клайда Камерона на пороге стоял незнакомый молодой человек чуть за тридцать. Белокурые волосы подстрижены по последней моде, а голубые глаза, казалось, еще в утробе матери приобрели выражение тотального недоверия. Ему меньше всего подходило стоять здесь: костюм от Севиль Роу, рубашка от Пьера Кардена, и все остальное соответственно. Ровный загар, доведенный до совершенства под ультрафиолетовой лампой, лосьон после бритья, благоухающий сосновой хвоей, — мое чувство смутной неприязни к нему стало перерастать в нечто более основательное.
— Вы Холман? — Непреходящее пренебрежение в его голосе вполне соответствовало внешнему облику.
— Да, — кивнул я, — а вам какого черта здесь надо?
— Я Саймон Камотт, — снизошел он. — Где Трисия?
— Вам тут нечего делать, — отрезал я. — Пойдите скажите мамаше Камотт, чтоб она вас покрепче запирала в комод.
— В рифмы поиграем в другой раз, — сухо оборвал он. — Я пришел по поручению Клайда Камерона.
— Вы работаете у него?
— Официальное название моей должности — личный ассистент.
— Он так занят, что не смог сам приехать к родной дочери? — полюбопытствовал я. — Которую не видел четыре месяца?
— Какое ваше дело? — огрызнулся он. — Кроме того, я собирался жениться на Трисии. То есть все еще собираюсь!
— У вас с этим будут сложности, — усмехнулся я.
Он напрягся.
— С Трисией что-то случилось?
— Поглядите сами. — Я отошел в сторону.
Толкнув меня, он шагнул в комнату и замер, увидев девушку, брошенную в кресло.
— О Господи! — выдохнул он. — Кто это сделал?
— Хороший вопрос, — одобрил я.
— Какой-то маньяк. — Он тихо присвистнул сквозь зубы. — Одно дело — постоянно читать о подобных вещах в газетах, а другое — увидеть своими глазами.
— Когда вы видели ее последний раз? — спросил я.
— Кого? — Он посмотрел на меня непонимающе.
— Трисию Камерон, — рявкнул я. — Кого же еще?
— Около четырех месяцев назад, — ответил он. — Потом она исчезла. Какое это имеет отношение?
— Тут в кресле мертвая девушка, забыли? — Я уже выходил из себя.
— Я как раз собирался спросить вас о ней, — хладнокровно произнес он.
— Завидное самообладание, — взбесился я. — Девушка, на которой вы собирались жениться,
