— Тоже.
— И что еще? — прорычал я.
— Не обижайся на него, Эд, — примирительно произнес Мэрфи. — Он просто на взводе. И вымещает злость на нас обоих.
— Что касается тебя, я понимаю его чувства, — с важностью произнес Сэнджер. — Но как можно не любить такого славного парня, как я?
— Водевильный дуэт, — горько заметил я. — Сейчас начнут кидать друг другу в голову надутые свиные пузыри!
В течение нескольких секунд они задумчиво смотрели друг на друга, потом Мэрфи сказал хриплым голосом:
— Ты думаешь?
— Комедия-фарс! — воскликнул Сэнджер с деланным восхищением. — Этот дебильный ублюдок, Уилер, считает, что только он может быть гением. Но я уже представляю себе два знаменитых имени на афише — Мэрфи и Сэнджер!
— Мы будем играть в театре! — закричал Мэрфи.
— Каждый год шестнадцать недель в Вегасе, и мы станем грести деньги лопатой!
— Лондон. — Мэрфи тяжело вздохнул. — Главные роли исполняют…
— Боже, заткнитесь! — взвыл я.
— Дело только в том, — с сожалением сказал Сэнджер, — где, черт возьми, мы найдем свиные пузыри. Мэрфи кивнул в знак согласия:
— Да еще и надутые!
— Знаешь, Эл? — Сэнджер опять стал серьезным. — По-моему, здесь поработал сексуальный маньяк!
— Уведи его отсюда, — попросил я Мэрфи, — пока я не совершил третье убийство!
Они уже почти дошли до двери, ведущей в гостиную, когда Мэрфи оглянулся:
— Санитары сейчас приедут. Присмотри за ними, Эл.
— Я на все готов, лишь бы не видеть больше твоей рожи, — отозвался я.
Через несколько секунд я услышал, как захлопнулась за ними входная дверь, и еще какое-то время различал затихающий шум моторов их машин. Мне показалось, что неплохо бы осмотреть оставшуюся часть дома. Никакого оборудования для съемок я не нашел, кухня и ванная были идеально чистыми и выглядели так, будто ими никто не пользовался. Появились санитары, я стоял в гостиной и смотрел, как уносят тело Селестины Джексон. Когда они ушли, позвонил в управление и поговорил с сержантом.
— Звонок был анонимным, лейтенант, — сказал он. — Без четырех минут двенадцать.
— Мужской или женский голос?
— Невозможно определить. Его было еле слышно — похоже, кто-то воспользовался старым трюком и говорил через носовой платок.
— Но кто бы это ни был, что он сказал?
— Только то, что в Вэлли-Хейтс убита женщина, и дал мне адрес.
— Отлично, спасибо.
— Лейтенант? — Его голос звучал неуверенно. — Может, меня это не касается, но я слышал, как шериф беснуется из-за вас. Он кричит, что не получал от вас никаких известий последние тридцать шесть часов и не мог связаться с вами. Кажется, последнее, что он сказал перед уходом, это то, что если он не увидит вас завтра в управлении в десять утра, то он уволит вас и обратится в городской отдел убийств.
— Что еще вы слышали, сержант? — вежливо спросил я.
— Я понимаю, это не мое дело. Извините, лейтенант. В следующий раз буду…
— Пустое! Я благодарю вас за сведения. Кажется, у нас с шерифом странна любовь-ненависть, но когда же он наконец полюбит меня окончательно и бесповоротно?
Сержант подобострастно хихикнул.
— Что-нибудь еще, лейтенант? Я хотел было спросить его о кратчайшем пути до мексиканской границы, но передумал.
— Вроде бы все, — сказал я. — Вы уже доложили шерифу об этом убийстве сегодня ночью?
— Нет, — чуть встревоженно отозвался он. — Он не дал никаких указаний насчет того, звонить или не звонить ему ночью, поэтому я подумал, что лучше ему поспать.
— И правильно!
Я выключил свет, закрыл дверь и пошел к машине. У меня был выбор: пойти в фотостудию Селестины и провести несколько часов, роясь в ее фотоснимках — с твердой уверенностью, что все самое интересное уже унес Кендрик, — или отправиться домой и завалиться спать, понадеявшись, что все само собой образуется. Столь деятельный человек, как я, мог выбрать только одно. Я поехал домой.
Свет в квартире горел, Хелен Уолш все еще ждала меня, сидя в кресле. На маленьком столике перед ней стояли два стакана, до половины наполненные виски, и чашка со льдом.
— Я решила, что ты, наверное, захочешь выпить, — тихо проговорила она.
— А я думал, что ты сразу, как я ушел, поймала такси и поехала домой.
— Мне хотелось узнать, что произошло. Я пошел на кухню и открыл бутылку содовой, потом вернулся с ней в гостиную и приготовил себе выпивку.
— Она умерла, — сказал я. — Пуля попала ей в левую грудь, так же как Голди Бейкер. Она обнаженная лежала на ковре, разорванная одежда валялась вокруг, а все ее тело было в ужасных царапинах. Голди Бейкер насиловали перед смертью, и коронер считает, что то же самое произошло и с Селестиной Джексон. Ты хочешь знать, кем я теперь оказываюсь? Сексуальным маньяком — убийцей!
— Нет! — Она поежилась.
— У меня есть только один шанс, — сказал я, — найти Кендрика прежде, чем фотографии будут отправлены. Проблема в том, где искать. Пайн-Сити не так велик, и — если Кендрик не смоется куда-нибудь еще — мне хватит пары недель, чтобы его вычислить. Но в моем распоряжении в лучшем случае двенадцать часов!
— Может быть, он сообщит Марко, где он?
— Надо еще найти Марко, — проворчал я. — Его не было сегодня в конторе. Кендрик не сказал ничего определенного: мол. Марко нет в городе и, возможно, он вернется завтра. Новенькой глупой секретарши тоже на работе не было: почему?
Она неопределенно улыбнулась:
— Разговор с тобой прошлой ночью разбудил во мне ненависть к Марко! У меня не было сил смотреть на него сегодня.
Я допил свой стакан, налил себе еще виски, потом сел на диван. Хелен Уолш спокойно глядела на меня. Ее сапфировые глаза светились участием.
— Ты что-то говорила о приглашении, — многозначительно напомнил я. Она улыбнулась.
— Ты повторяешь его, Эл? — Ее голос звучал очень нежно.
— А ты ведь не отказывалась от прежнего, — заметил я. — Подобные приглашения, мне кажется, не теряют силы.
Она тяжело задышала. Ее грудь беспомощно поднималась и опускалась.
— Наверное, нам нужно немного допинга, — сказала она.
Я глотнул разбавленного виски и вдруг почувствовал себя лучше.
— Мое лекарство в бутылке, — заверил я. — Хочешь присоединиться?
— Мне нужно что-нибудь требующее физических усилий. Что ты можешь предложить?
— Быстрая пробежка вокруг дома?
— Думаю, пойдет.
Она встала и начала расстегивать блузку, пуговицу за пуговицей, медленно открывая упругие полушария своих грудей с розовыми сосками, которые, как заметил, уже стали твердыми. Совершенно безучастно она сняла блузку и бросила ее на спинку кресла. То же самое она сделала с брюками, которые положила на блузку. На ней остались только черные трусики, которые врезались ей в промежность и едва прикрывали то, что должны были прикрывать. Крошечный завиток вьющихся рыжих волос выбивался из- под их упругой ткани.
