том, что в доме этом жил когда-то один из прекраснейших поэтов «серебряного века». Думаю, тогда и фамилии Мандельштам я еще не слышал.

Теперь имя Осипа Мандельштама и его знаменитые строки: «Я вернулся в свой город, знакомый до слез» – запечатлены на мемориальной доске, появившейся на фасаде дома чуть ли не на том самом месте, где когда-то предлагал свои услуги скромный врач-техник.

Есть одна подробность, касающаяся расположения дома, о которой мне хотелось бы сказать. Я иногда задумываюсь теперь: знал ли о ней Осип Эмильевич? Дело в том, что напротив дома №31 по Восьмой стоит дом №24 по Девятой линии. Обыкновенный, доходный, многоквартирный…

Есть здесь и обширный двор. Если вы, пройдя через подворотню, попадете в него, то обратите внимание – сразу же, чуть левее от входа – стайка молодых деревьев у стены каменного не то сарая, не то гаража. Когда-то на этом месте стоял деревянный дом, в котором жила Анна Петровна Керн, та самая Анна, которая явилась Пушкину, «как гений чистой красоты».

В то время, когда она поселилась на Васильевском, ей было уже тридцать. Лучшие годы минули безвозвратно. Она еще сохраняла свою красоту, но уже не блистала в светских салонах. Уйдя от своего мужа, генерала Керна, который не дал развода и при этом отказался помогать ей, она оказалась в довольно сложном материальном положении. Распался и круг близких ей людей: умер Дельвиг, женился Пушкин… Вот разве что Михаил Глинка, влюбленный в ее дочь Екатерину, бывал здесь постоянно да изредка навещали поэт Дмитрий Веневитинов и сестра Пушкина Ольга Сергеевна Павлищева.

Бывал здесь и Александр Сергеевич.

Он приезжал на Васильевский, чтобы ободрить ее в трудную минуту сразу же после смерти матери. Позже она вспоминала об этом: «… Пушкин приехал ко мне и, отыскивая квартиру мою, бегал, со свойственной ему живостью, по соседним дворам, пока, наконец, нашел меня… В этот приезд он употребил все свое красноречие, чтобы утешить меня, и я увидела его таким же, каким он был прежде».

Анна Петровна прожила в этом доме семь лет. Потом было вторичное замужество, другая квартира на Васильевском, и, наконец, уже в конце жизни – Торжок, где она и умерла в бедности на 79-м году жизни.

Повторяю, я не уверен, знал ли что-либо об этом отстоящем почти на век от него соседстве Осип Мандельштам, когда, приехав из Армении, поселился у своего брата в доме №31 по Восьмой линии.

Знаменитый поэт, подобно Керн, переживал тогда не лучшие для себя годы. Тучи сгущались над ним; и сам он, как утверждали люди близко его знавшие, испытывавший панический страх перед милиционерами и кожаными куртками комиссаров, метался по стране затравленным зверьком. Он бывал в Ленинграде наездами.

Что искал он в этом городе? Удачи, поддержки? На что надеялся? О чем сожалел? К кому обращал эти полные безысходности строки:

«… Петербург! У меня есть еще адреса, По которым найду мертвецов голоса».

Он помнил их: и Александра Блока, которого боготворил, и своего соратника по «цеху поэтов», по журналам «Аполлон» и «Гиперборей», расстрелянного Николая Гумилева, и десятки других, канувших в «совдеповское» небытие, талантливых художников, философов, поэтов.

Дом №31 по Восьмой линии. Шикарное создание архитектора Вильгельма Ван-дер-Гюхта. Дом вошел в историю, как один из петербургских адресов поэта Осипа Мандельштама. Короткое время, начиная с декабря 1930-го, он жил здесь у своего брата…

На снимке о той, теперь уже далекой эпохе напоминают раструбы громкоговорителей над подворотней дома. Вряд ли Осип Эмильевич когда-либо звучал по радио. А потому и писал вполне справедливо:

«Наши речи за десять шагов не слышны, А где хватит на полразговорца, Там припомнят кремлевского горца. Его толстые пальцы, как черви, жирны, И слова, как пудовые гири, верны»

…Особенно усиленные таким вот громкоговорителем… (Восьмая линия, д. №31. Фотограя неизвестен.).

Он писал, выезжал на выступления, встречался со знакомыми, шутил, привычно задирая голову, но ощущение нависшей угрозы не покидало его:

«Я на лестнице черной живу, и в висок Ударяет мне вырванный с мясом звонок. И всю ночь напролет жду гостей дорогих, Шевеля кандалами цепочек дверных».

Здесь я сделаю небольшое отступление.

Однажды я ночевал под лестницей в этом доме, в маленькой, как у папы Карло каморке. Она, кажется, существует и по сей день. Стоит вам подняться с улицы на один лестничный марш – и тут же предстанет перед вами небольшая дверь и уже за ней ступеньки, ведущие вниз.

Там кто-то жил или, точнее, приходил на время. Это я определил уже утром по чайнику на плитке, сковородке, нескольким тарелкам, стаканам и вилкам. Впрочем, никаких съестных припасов здесь не было. Зато был еще матрас на ножках с синим треугольным клеймом по центру, покрытый старой, непонятного образца, шинелью. Под ней-то я и провел ночь, а затем, в ожидании, пока меня откроют, и часть утра.

Меня закрыл Э. Т., который, уходя, повернул ключ в дверях и уже с лестницы сообщил, что придет и откроет меня, когда я проснусь.

Накануне здесь, на Васильевском, мы несколько засиделись в одной компании, а на улице,

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату
×