нащупывая ее грудь под тонкой тканью платья. А затем он засунул руку под платье и начал медленно ласкать мягкую теплую плоть. – Мм, Анна, твоя грудь так прекрасна на ощупь, когда в ней есть молоко! Я не ласкал ее губами с тех пор, как ты родила. Сегодня я это сделаю.
– Память начала возвращаться ко мне, – шепнула Анна, но пока слишком медленно.
– А потом было вот так, – сказал Люк. Его рука чувственно гладила ее ноги, забираясь все выше под юбки, пока не достигла своей цели, и он начал ласкать ее, все больше возбуждая, – Хотя моя память тоже начинает подводить меня, любовь моя. Мне кажется, у нас в тот раз был такой ненасытный аппетит, что мы сразу перешли к пиру.
Она застонала.
– Я и теперь очень голодна, – произнесла она.
– И я тоже, любимая, – сказал он, приподнимая ее. Люк отвел ее юбки, одновременно расстегивая бриджи. – Иди ко мне на пир, Анна. Давай насладимся вместе.
– Да, – выдохнула она со стоном, когда он вошел в нее, медленно опуская ее на себя. Он на несколько мгновений застыл в неподвижности, а затем прижал губы к ее обнажившейся груди, взял губами напрягшийся сосок и начал сосать. Молоко было теплым и сладким... и бесконечно возбуждающим.
– Ах, Люк, Люк, ты так прекрасен!
Он засмеялся и поднял голову.
– Но мужественен тоже. Надеюсь, ты со мной согласна? Скажи мне, что я мужественен так же, как и прекрасен, Анна. Прошу тебя, любовь моя, я не хочу, чтобы страдало мое чувство собственного достоинства.
Она тихо и беспомощно смеялась, склонившись над его головой.
– Да, – сказала она. – О да, ты настоящий мужчина. Признаю это, Люк. Такой мужественный, что я даже удивляюсь, как ты там весь помещаешься.
И начался радостный пир их тел, которым они вместе самозабвенно упивались следующие несколько минут. Они отдались ему со всей страстью – страстью, которая несла радость, исцеление и жизнь. Наслаждение было безграничным и экстаз – всепоглощающим. Но даже не это было главным. Главным было счастье самоотдачи и любви. И обещание вечного праздника и неиссякаемо обильного и радостного пира их душ и тел до конца дней.
Спать им больше не хотелось. Они просто сидели рядом, обнявшись и тесно прижимаясь друг к другу. Они с любовью смотрели на дочь, спокойно проспавшую всю ночь на противоположном сиденье и ничего не знавшую об опасности, которая угрожала ей в эту ночь.
А теперь они вместе везли ее домой, чтобы их любовь охраняла ее и служила залогом ее безопасности. Придет время, и она отдаст подаренную ей любовь кому-то еще, и появится новая, ее собственная, семья. Они отвезут ее домой и, если им повезет, подарят ей еше братьев и сестер.
– Люк, – сказала Анна. – Я всегда умела наслаждаться счастьем, когда представлялась такая возможность. Я никогда не теряла надежды и всегда была способна видеть и ценить те мелочи, которые придают смысл жизни. Но теперь я знаю, что уже долгие годы я не была по-настоящему счастлива. Я счастлива сейчас, в эту минуту. Полностью счастлива. Что бы будущее ни готовило нам, я всегда хочу помнить, что в моей жизни была такая минута. И что уже одной этой минуты, даже если бы ничего не было ни раньше, ни потом, достаточно, чтобы наполнить эту жизнь смыслом.
Он потерся щекой о ее макушку.
– Мы будем всегда жить настоящим моментом, – сказал он, – благодаря жизнь за каждую проведенную вместе минуту. Посмотри, Анна, за окнами посерело. Светает.
– Ах, приходит рассвет, и с ним надежда.
– И солнечный свет, и радостный смех, – добавил он. – Давай вместе посмотрим на восход солнца. Хорошо?
Она только с радостью вздохнула в знак согласия. Но слова ему и не требовались.
