Юрий вздрогнул и поднял глаза. Он не заметил, когда священник успел подойти, но тот уже стоял рядом. Орловский узнал его, хотя видел лишь раз, когда заходил сюда два месяца назад. Он даже вспомнил, как его зовут: отец Леонид. Странно, насколько новый священник не походил на отца Александра. Тот был стар, невысок и очень худ. Новый же настоятель был намного моложе, высок, немного грузен и, в общем, весьма походил на персонажи, мелькавшие на полотнах передвижников. Впрочем, не Юрию судить об этом: своей внешностью он обольщался еще меньше.
— Я… Нет, спасибо… — слова выговаривались бездумно, сами собой, и Орловский тут же поспешил добавить: «батюшка».
Священник кивнул, хотел было отойти, но помедлил:
— Извините, сын мой. Просто, я узнал вас. Вы ведь Орловский, Юрий Петрович?
На миг вновь охватил страх. Откуда? Может, и этот, сменивший отца Александра — из той компании, что обкладывает его, словно волка, по столичным улицам? О том, на что приходиться идти иереям, не желавшим считать сибирские версты, Орловский был наслышан.
— Но… отец Леонид, откуда?
Он тут же выругал себя за бессмысленный вопрос. В конце концов, разницы нет никакой, а скоро ему будет вообще все равно. Но священник, похоже, немного удивился.
— Да вы же заходили сюда, сын мой. Помните, как раз на день Сергия Радонежского?
Да, тогда, два месяца назад, был какой-то праздник. Юрий уже успел забыть. Точно, тогда был праздник, он даже, кажется, остался после службы…
— Так что чему дивиться, сын мой? Вы-то, вижу, меня запомнили.
— Но вы же священник. — на этот раз пришлось удивиться Орловскому.
Отец Леонид покачал большой лохматой головой:
— Отчего же так? Долг мой помнить всех. Да и немного прихожан ныне. А мы с вами еще и беседовали, помните?
Это Юрий помнил. Он спрашивал об отце Александре.
— Тогда вы представились. Конечно, грешен, мог и позабыть, но потом, слава Богу напомнили. Вы ведь Орловский, ваш прадед и дед ваш были здешними ктиторами.
Этого Юрий не знал. Мать не рассказывала ему об этом — не успела. А может, просто опасалась.
— В самом деле? — Юрий удивленно оглядел церковь, словно увидел ее в первый раз. — Даже не думал! Я помню, что наша семья что-то дарила… Вот эту икону…
Отец Леонид кивнул:
— Не только эту. Давеча прочитал, что иконостас был дедом вашим заказан. Из самого Киева мастеров приглашал.
Орловский невольно улыбнулся. Сейчас это казалось сказкой — давней и невероятной. Интересно, что сказали бы в парткоме музея, узнай они это? Тогда Юрию не довелось бы проработать там и недели…
— Пойдемте побеседуем, сын мой…
Юрий хотел возразить, но почему-то смолчал и послушно прошел вслед за священником в небольшую боковую дверь. Очевидно, это была ризница или какое-то подобное ей помещение — в таких тонкостях Орловский не разбирался. Войдя, священник привычно перекрестился на большую икону в дорогом серебряном окладе. Юрий поспешил сделать то же — и вдруг замер.
— Это… это же наша икона! Святой Георгий, правда?
Священник вновь кивнул. Юрий подошел поближе и стал рассматривать знакомое изображение. Лицо Всадника было сурово и спокойно. Казалось, он не испытывает радости победы над корчившимся под золочеными копытами коня чудовищем. Воин исполнил долг — и чувствовал лишь холодную брезгливость к мерзости, только что поверженной наземь. И еще одно чувство можно было уловить на лице святого: усталость. Усталость солдата, у которого за спиной бесчисленный ряд смертельных схваток, и еще столько же — впереди, до самой смерти.
— Эта икона висела у нас в доме, — волнуясь, заговорил Орловский. — Да, припоминаю… Потом, я болел, у меня была корь… или скарлатина… мама подарила ее церкви, в благодарность за то что я выздоровел. Я еще потом удивился: почему ее там нет…
— Сие очевидно, — вздохнул отец Леонид. — Икона древняя, да и оклад серебряный. Висела бы на виду — давно пришлось бы расстаться. Не пожалели бы… Что ж, раз это ваш святой… Поставьте свечу, Юрий Петрович.
Орловский вновь послушался, но, когда он уже подносил кончик тонкой желтой свечки к лампадке, отец Леонид остановил его:
— Подождите, не зажигайте. Просто поставьте — и все…
Юрий даже не удивился. Мало ли какие неведомые ему правила существуют по поводу возжигания свечей? Он сел на предложенный священником стул, рука потянулась к карману, где лежала пачка «Нашей марки», но он тут же одернул себя: не время и не место.
— Курить тянет? — понял его отец Леонид. — Вижу. Сам грешен: пускаю дым, аки змий на вашей иконе. Грех, конечно…
Юрий вновь усмехнулся. Конечно, и это грех. Если б все грехи, переполнившие страну, были столь же незамысловаты…
И вновь священник его понял:
— Вы ведь человек нецерковный, сын мой?
— В каком смысле? — удивился было Орловский, но тут же согласился:
— Да, в церкви бываю редко, грешен…
— Я не только об этом, — покачал головой отец Леонид. — Людям мирским иногда странной кажется позиция церкви. Особенно в такие времена, как сейчас. Люди заняты политикой, а священники толкуют о крепости брака, вреде винопития, о том же курении. Иные удивляются, иные соблазняются даже…
— Вы считаете, что церковь должна быть вне политики? — Юрий отреагировал автоматически. Вступать в подобный спор не было сил и желания.
— Увы, сие тоже невозможно. Но я о другом. С точки зрения церкви, такие вроде бы мелочи порой важнее мировых катаклизмов. Догадываетесь почему, Юрий Петрович?
— Да, — об этом Юрию уже приходилось беседовать с отцом Александром. Церковь считает своей главной задачей спасать души. А для каждой отдельно взятой души эти мелкие проблемы порой важнее…
— Вы очень зло формулируете, сын мой, — сказано было без всякого осуждения, просто как признание факта. — На душе у вас, вижу, нелегко…
Орловский почему-то ждал, что священник предложит исповедоваться, но тот, похоже, не собирался делать этого, и Юрий почему-то ощутил что-то напоминающее легкую обиду. Внезапно — терять все равно было нечего — он решился:
— Отец Леонид, вы не скажете, что с отцом Александром?
— Давно его знали?
— Да, — вдаваться в подробности не хотелось. Отец Леонид медленно перекрестился, ничего не сказав, но Юрий понял.
— Но почему? — вновь не выдержал он. — Ведь он просто священник!
— Увы, и этого вполне достаточно, — на широком лице отца Леонида на миг промелькнула горькая улыбка. — Статья 58-я — как врата адовы. Они широки для всех. Отец Александр получил десять лет, но доехал лишь до Читы. Сердце…
Юрий закусил до боли губу. Он вдруг вспомнил давний разговор с Терапевтом о целесообразности террора. Тогда оба они согласились с бессмысленностью этой нелепой затеи, но в эту минуту Орловский подумал иначе. Может, лучше было делать так, как подсказывала горячая кровь Орловских: стрелять, взрывать, вызывать на поганых большевистских рожах гримасу ужаса…
— Вот и вы ожесточились, — вздохнул священник. — И вы желаете воздавать злом за зло…
— Злом за зло… — Юрий уже не думал о осторожности. — Моего отца убила солдатня в 17-м! Брат
