в форме цветущих веточек сливы. Отложив их в сторону, он спросил о цене.
— По серебряной монете за каждый. Особая цена для особого покупателя!
— Я возьму их. Кстати, вы не могли бы мне сказать, где вы достали ларец черного дерева, который я купил у вас утром? Я всегда стараюсь узнать происхождение древних вещей. Старик отодвинул назад шапочку и почесал седую голову.
— Где я ее достал? Позвольте мне свериться с записями, благородный владыка! Подождите немного!
— Почему вы не сбавили цену, господин? — возмущенно спросил Ма Чжун. — Целую серебряную монету! А потом еще удивляются, почему этот старый негодяй так преуспевает!
— Браслеты стоят этих денег. Я уверен, что они понравятся моей первой жене.
Торговец редкостями появился из глубины лавки. Он положил на стол большую книгу, снабженную указателем. Показав своим худым, как у паука, пальцем на страницу, он пробормотал:
— Да, вот здесь! Я купил ларец четыре месяца назад у господина Ли Го.
— Кто это? — коротко поинтересовался судья.
— Знаете, Ваше превосходительство, Ли Го можно назвать художником, некрупным художником. Он специализируется на пейзажах. Целыми днями пишет одни пейзажи, написал их гораздо больше, чем мог бы найти на них покупателей. Мой господин, кто будет покупать новые пейзажи, позвольте вас спросить? Картины с изображениями тех же гор, которыми можно любоваться даром, выйдя за стены города! Если бы это были древние картины, тогда...
— Где живет господин Ли?
— Неподалеку отсюда, Ваше превосходительство. На следующей улице за колокольней. В старом, разваливающемся доме! Да, теперь я припоминаю! Этот ларец был в корзине со старым барахлом, от которого господин Ли хотел избавиться. Она была вся в грязи! Если бы господин Ли заметил это великолепное украшение из зеленого нефрита на крышке... — Беззубый рот торговца расплылся в хитрой усмешке. Однако он тут же добавил: — Я заплатил приличную сумму за эту корзину, Ваше превосходительство. Брат господина Ли торгует золотом и серебром, лавка у негр не то чтобы большая, но... Я не хочу портить отношения с семьей Ли, мой господин. Может быть, мне придется вести дела с господином Ли Маем... — Если у Ли Го есть обеспеченный старший брат, почему он живет в бедности? — спросил судья Ди. Торговец пожал худыми плечами.
— Говорят, они поссорились в прошлом году. А Вашему превосходительству известно: сегодня люди перестали понимать, что отцы и сыновья, старшие братья и младшие должны всегда держаться вместе. Я всегда говорю...
— Хорошо. Вот деньги. Нет, не нужно заворачивать. Судья положил нефритовые браслеты в рукав. На улице он сказал Ма Чжуну:
— До колокольни всего десять минут ходу. Раз уж любопытство завело нас сюда, заглянем к господину Ли Го.
Они снова пересекли большую улицу и обошли вокруг приподнятого фундамента колокольни. Бронзовая поверхность огромного колокола, подвешенного на покрытых красным лаком балках, сияла матовым светом. Каждое утро удар колокола будил горожан на восходе солнца. Любезный водонос направил их к деревянному, похожему на казарму, дому, расположенному в переулке, населенном, по-видимому, мелкими лавочниками.
Передняя дверь дома была сбита из некрашеных досок с неуклюже заделанными щелями. Ставни на окнах по бокам от двери были закрыты.
— Судя по дому. Ли вряд ли процветает, — отметил судья Ди, настойчиво постучав по двери.
— Ему следовало бы стать торговцем редкостями, — угрюмо ответил Ма Чжун.
Они услышали тяжелые шаги. Засов отодвинули, и дверь распахнулась. Высокий, неряшливо одетый мужчина отступил назад.
— Что... Кто... — выдавил он из себя. Очевидно, он ожидал увидеть какого-нибудь торговца.
Судья Ди тихо изучал лицо мужчины с черными усиками и большими подвижными глазами. Длинное коричневое платье, испачканное краской, болталось на его плечах, черная шапка протерлась до дыр.
— Вы господин Ли Го, художник? — вежливо спросил судья Ди. Мужчина молча кивнул, и судья продолжил: — Я судья Ди, а это мой помощник, Ма Чжун. — Увидев, что лицо Ли побледнело, он снова заговорил любезным тоном: — Не дела привели меня к вам, господин Ли! Меня интересует пейзажная живопись, а я слышал, что вы большой ее знаток. Во время утренней прогулки я случайно оказался по соседству и решил зайти к вам посмотреть наши работы.
— Это большая честь, мой господин! Очень большая честь! — быстро произнес Ли. Потом его лицо помрачнело: — К сожалению, сейчас мой дом в ужасном состоянии. Мой помощник не пришел домой этой ночью, а убирается обычно он. Если бы Ваше превосходительство зашли, скажем, после...
— Ничего страшного! — весело прервал его судья и прошел в полутьму за дверью.
Художник провел их в большую комнату с низким потолком в задней части дома. Ее слабо освещали два широких окна, заклеенных грязной бумагой. Художник подвинул к столу шаткий стул с высокой спинкой, а Ма Чжуну предложил бамбуковый табурет.
Пока Ли готовил чай на столике у стены, судья Ди оглядел разбросанные по столу рулоны бумаги, шелка и вазы с кистями. Краска в маленьких тарелочках засохла и превратилась в растрескавшуюся корочку, чернильницу покрывала тонкая пленка пыли. Очевидно, художник завтракал: на другом конце стола стояла треснутая миска с рисовой кашей, а рядом, на клочке промасленной бумаги, лежала небольшая кучка маринованных овощей.
На левой стене висели десятки пейзажей, написанных черной краской на белом фоне. Некоторые из них показались судье довольно сильными. Однако, повернувшись к противоположной стене, он нахмурился. Там все картины изображали буддийские божества. Это были не спокойные прекрасные боги и богини старого буддизма, а полуобнаженные свирепые демоны более позднего эзотерического учения. Ужасные фигуры богов со множеством голов и рук, чудовищными лицами, глазами навыкате и широко раскрытыми ртами, украшали гирлянды человеческих голов. Некоторые из них сжимали в объятиях богинь. Эти картины были выполнены в цвете с изобилием золотых и зеленых красок. Когда Ли поставил на стол две чашки чая, судья заметил:
— Мне нравятся ваши пейзажи, господин Ли. В них вы стремитесь к великолепию древних мастеров. Художник казался довольным.
— Я люблю писать пейзажи, мой господин. Весной и осенью я надолго отправляюсь в горы к северу и востоку от нашего города. По-моему, во всей области не осталось ни одного пика, на который бы я не забирался! В своих картинах я пытаюсь передать суть увиденных природных сцен.
Судья Ди одобрительно кивнул. Он повернулся и показал на религиозные картины.
— Зачем такому возвышенному художнику, как вы, опускаться до изображения варварских ужасов?
Ли сел на бамбуковую скамейку перед окном. Ответил он с натянутой улыбкой:
— Пейзажи не могут наполнить чашку рисом, мой господин! А на эти буддийские свитки большой спрос среди татарского и уйгурского населения нашего города. Как известно, эти люди верят тому отвратительному учению, по которому соединение мужчины и женщины воспроизводит соединение неба и земли и одновременно указывает путь к спасению. Эти люди отождествляют себя со свирепыми богами и богинями. Их обряды включают...
Судья Ди поднял руку:
— Мне прекрасно известны отвратительные оргии, совершаемые под прикрытием религии. Они ведут к разврату и самым черным преступлениям. Когда я занимал пост судьи Ханюаня, мне пришлось иметь дело с несколькими отвратительными убийствами, совершенными в тамошнем даосском монастыре, где тайно исполнялись эти обряды. Я не знаю и знать не хочу, позаимствовали ли буддисты эти обряды из даосизма или наоборот, — Он сердито погладил бороду. Потом внимательно взглянул на художника: — Не хотите ли вы сказать, что эти ужасные обряды до сих пор исполняются в нашей области?
— Ах нет, мой господин. Больше не совершаются. Однако восемь или десять лет назад храм Багровых Туч, расположенный на холме за Восточными воротами города, принадлежал той самой секте, и
