просматриваю европейские, американские и японские каталоги.
— «Кондор Кордильера», — без запинки ответил Сеня. — Мне тоже очень нравится.
Ольша еле сдержала улыбку. Ведь «Оксо» действительно был птицей «вроде орла».
— Первый раз слышу! Чья сборка?
— Южноамериканская. Перу. Дочернее предприятие австралийской фирмы «Бас-роллс». Экзотика, знаете ли… А что не так, офицер? Страховка…
— Видите ли, — перебил полис, — вчера эту машину, сильно поврежденную, видели недалеко от Фороса…
Сеня очень натурально рассмеялся:
— Что вы! Моя в полном порядке, можете взглянуть, — он приглашающе повел рукой.
Енот предупредительно придержал Ольшу за локоть.
— Стой на месте… он сам разберется.
«Не сомневаюсь», — мысленно фыркнула Ольша.
Полицейский некоторое время бродил подле «Оксо», взирая на нее то с одно стороны, то с другой, потом долго пялился в бумаги, слушая объяснения Сени, и, козырнув напоследок, величаво удалился.
— Болван, — констатировал Сеня, вернувшись. — Однако, оперативно работают, этого не отнимешь. Хорошо, что вчера номера сменить не поленились…
Ольша покачала головой, глядя на Сеню: «не поленились»! Да там всего-то и делов, что нажать кнопку на пульте. Точнее, несколько: набрать на компе команду и ввести данные. Вот шланги!
Енот вздохнул:
— Ладно, потопали…
Свернули направо. Сеня мельком глянул на вывеску с многообещающей надписью «Таверна» и твердо направился мимо. На набережную они попали, миновав гостиницу «Крым», дом моряка и крохотный чуть выгнутый мостик с ажурными зелеными перилами. Перед памятником Ленину трюкачила пацанва на скейтах. Позади Ленина синел щедро сдобренный медным купоросом бассейн; казалось, что вождь большевиков только что вынырнул и взошел на гранитный пьедестал, потому что сам памятник весь был покрыт зеленоватым налетом. Время никого не щадило. Убирать его, похоже, никто не хотел.
«И правильно, — решила Ольша. — Пусть себе стоит. Мешает он, что ли? В конце концов он тоже история. Я вот даже не помню имени последнего русского царя. Не то Николай, не то Александр, не то второй, не то третий
— вовек не вспомнить. Может, и знала бы, не смети мятежный октябрь всех героев прошлого с постаментов.
Море синело слева неподдельной (некупоросной) краской. Набережная кишела гуляющими, торговцами, фотографами, попрошайками, лотошниками… Глаз ловил беспрерывное движение. Пальмы, ели и кипарисы шелестели о чем-то своем, растительном. Надувные куклы и звери фотографов ярчайшими кляксами пестрели на фоне серого асфальта, размягченного неистовым ялтинским солнцем. Громадный, сверкающий белизной лайнер являл взору необъятный, в оспинах иллюминаторов, бок.
Чуть дальше расположились художники, оккупировав все лавочки. Похоже, проходила какая-то выставка. Вдалеке кто-то гнусно орал под гитару, зеваки ошибочно принимали эти немилосердные вопли за пение. Поглазеть на выставку решили попозже и свернули в «Штурман». Там подавали двенадцать сортов мороженного. Ольша наугад заказала три. Енот не сводил глаз (точнее очков) со входа. Удивительно, но Сеня с Енотом не стали пить — обыкновенно они не упускали случая попробовать что-нибудь им еще незнакомое.
— Помнится, за «русалкой» пивная была, «Парус», — вздохнул Сеня мечтательно. — Бармен сидел еще такой пузатый… не помню как звали. Жонглер, ей богу, бокалы так и него и порхали… В девяностом, кажется…
Ольша в девяностом еще в школу бегала. Бантики, фартушек белый. И — уже сережки, предмет особой гордости.
После «Штурмана» спустились в подвальчик, похожий на подземелья рыцарского замка. Внутри прятались два крохотных зала. Енот с порога вслушался в музыку.
— Здорово, — прошептал он. — Что это?
— Пинк Флойд, — Ольша села за столик. — Семьдесят пятый год. «Wish you were here», самое начало.
Енот завороженно внимая магическому действу английской четверки, скорбящей по Сиду Баррету, опустился на стул.
Пришел Сеня с заказом.
— В их мире подобная музыка в большом почете, — пояснил он Ольше. — Кстати, может ты не знаешь: Енот слышит гораздо лучше нас с тобой. И в более широком спектре.
Ольша глядела ему в очки.
— А у вас что в почете?
Сеня усмехнулся:
— Все понемножку. Пожалуй, нечто вроде вашего кантри, только потяжелее — это наиболее популярно. Вроде «Криденса» или «Зет Зет Топ». Ритм плюс мелодия. Стравинского у нас вряд ли оценили бы. Хотя я лично очень люблю ваш «Дип Перпл» и «Металлику».
«Перпл» и «Металлику» только ленивый не любит», — подумала Ольша и покосилась на Енота — тот даже дышать перестал.
— Надо будет подарить ему компакт, — решила она. — Хотя, найдете ли на чем прослушать?
Сеня покачал головой:
— Не стоит… В архиве наверняка есть.
Ольша глянула на него с уважением. Если архив инопланетной разведки содержит «Флойд», «Перпл» и «Криденс», значит они не просто балбесы с рефлексами зеленых беретов. Значит они готовы не просто размахивать скальпелем, но и попытаться понять нас. Понять!
Потому что резать может и обезьяна, а понять — лишь Человек.
Но разве может Человек убить другого человека, даже если тот — негодяй? Кто ответит? Кто вразумит?
Ольша сжала кулаки. Эти двое и, наверное, их соотечественники на двух планетах решили вопрос в пользу скальпеля, раз и навсегда. Ольша еще не решила — для себя. И еще она радовалась, что оказалась среди тех, кого хирурги пытаются понять, а не сразу из винчестера…
Значит, операция имеет шанс пройти успешно.
Полдень лежал на остроконечных маковках кипарисов. Очень не хотелось из прохлады подвальчика выходить на душную свободу летнего дня. Однако Сеня с Енотом неумолимо влекли к известной лишь им цели.
Народу на набережной поубавилось. В тень, наверное попрятались, в кофейни. Лишь фотографы стоически торчали под своими цветастыми зонтиками, терпеливые, словно пауки в сетях. Каждый норовил нацелиться в Ольшу заморским объективом.
Прошли мимо художников; Завгороднего Ольша увидела только после того, как Сеня легонько двинул ее локтем.
— Гляди! Он?
— Он…
«Будто и сам не знаешь…» — подумала.
— Подойди, поздоровайся, — велел Сеня. — Поговори. Хотя бы полминуты.
Ольша на миг растерялась. Сеня и Енот шмыгнули в стороны, будто в воздухе растаяли.
Завгородний фланировал чуть впереди двоих громил. Ни шагу он не ступал без охраны — Ольша еще в Коблево это заметила.
Ну что же, задержать, так задержать. Вскинула голову, заставила себя улыбнуться, хотя и без особого энтузиазма.
Завгородний ее узнал, расцвел, руки растопырил, даже его бульдоги от неожиданности дернулись.
— Ба! Старая знакомая!
