— Ты родилась… здесь… в этой комнате. Она вернулась…
Дженнифер вернулась. Она ничего не могла говорить. Дом тогда стоял пустой. Не было ни миссис Форбс… ни мальчиков… Потому что дом, конечно, принадлежал ему. Ну а если Дженнифер была его женой, а он умер, значит, дом принадлежал ей и ее ребенку. Только она ничего не сказала… никогда ни слова об этом. Весь день сидела у окна. Делала то, что я ей велела. Нет, она не была больна. Во всяком случае — телом. Только все время будто была в полусне. У меня был этот коттедж, здесь мы и жили. Потом, когда приехали Форбсы — потому что теперь он стал наследником, — миссис Форбс пришла сюда поговорить со мной. Сказала, что глупо мне здесь оставаться, но я ей ответила, что у Дженнифер нет ни родных, ни денег… А у меня есть этот коттедж… Он мой… и никто не может меня отсюда выгнать. Она увидела, что я твердо все решила и бесполезно меня уговаривать. Дженнифер не поднималась. Когда пришел срок и родилась ты, сначала все было хорошо… Но в ту же ночь она умерла.
Мисс Гарстон опять долго молчала. Но когда снова заговорила, все было уже совсем иначе. Больше она не обращалась к Дженни. Глаза Гарсти ее не видели, хоть и были открыты. Отрешенный взгляд был устремлен на кого-то другого. У Дженни было такое чувство, что если бы она решилась обернуться, то увидела бы того человека. Дженни не могла его видеть, но знала, что Гарсти видит. В комнате кто-то был. Дженни не знала, был ли это вестник смерти или жизни. Вдруг Гарсти улыбнулась и что-то сказала, но Дженни не разобрала что. Через миг все было кончено. Гарсти умерла.
Глава 2
Мисс Адамсон отсутствовала примерно час. Она бы, конечно, не задержалась так долго, но по пути ей встретились несколько соседей, и тем, разумеется, захотелось посудачить о несчастном случае и о том, как сейчас чувствует себя мисс Гарстон. Мисс Адамсон не скупилась на подробности и комментарии, слушатели ахали. Страшно подумать: мало того, что сбили несчастную женщину, но даже не соизволили посмотреть, что с ней. Как не в чем не бывало кто-то покатил дальше! Потом мисс Адамсон добрела все- таки до своего коттеджа, покормила кота и собрала ночные принадлежности. На это, конечно, тоже ушло время. Хотя мисс Адамсон торопилась как могла. Потом она поспешила по тому пустынному участку дороги, где и произошло несчастье, мимо калитки на ферму мистера Карпентера и наконец увидела свет свечи в окошке — там, где сидела у постели больной Дженни. На другой стороне улицы темнел Элингтон-хаус, где жили Форбсы.
Мисс Адамсон вдруг обуяло негодование. Она и сама не могла бы объяснить, чем ей не угодила миссис Форбс, хотя старалась ладить со всеми — ведь она все-таки сестра милосердия… Но как ни старайся, если уж у тебя есть предубеждение к человеку, ничего с собой не поделаешь. В глубине души мисс Адамсон знала, что испытывает неприязнь к миссис Форбс, вот и сейчас она вдруг выплыла наружу. Она не стала особенно над этим задумываться, но это чувство не покидало ее, пока она, оставив свой велосипед в сарае, шла по темной дорожке к кухонной двери. Если бы можно было перевести ее мысли в слова, пожалуй, получилось бы нечто следующее:
«Эта Форбс! Когда она никому не нужна, то вечно тут крутится, но как только требуется помощь, ее не доищешься! Впрочем, окажись она здесь, толкует нее все равно никакого, одна суета». Ощущение никак не исчезало, вполне четкое, даже и без всяких слов.
Мисс Адамсон наконец открыла кухонную дверь. Там горела лампа. Ни в коридоре, ни на лестнице света не было.
В доме стояла зловещая тишина. Но так не бывает! Должны же быть хоть какие-то звуки! Легкая дрожь пробежала по телу мисс Адамсон. Задрав голову, она крикнула в направлении второго этажа: «Дженни! Я вернулась!» Ответа не было.
Мисс Адамсон взяла себя в руки. Если б что-нибудь подобное случилось с кем-нибудь другим, уж она-то знала бы что сказать. Просто не верилось, что она сама так оплошала. Стоит столбом у лестницы и боится подняться наверх.
Да будь кто другой таким трусом, мисс Адамсон знала бы, как его приструнить!
А там наверху, в спальне, Дженни все еще держала мертвую руку мисс Гарсти. В изящных пальцах уже почти не осталось тепла. Но у Дженни не было сил выпустить эту руку.
Она была рада, что в комнате никого нет, что больше никто сейчас не видит лицо Гарсти. Это было лицо человека, познавшего наконец истину. Дженни никогда его не забудет…
Когда она услышала, что ее снизу зовут, ей показалось, что голос донесся откуда-то совсем издалека. Дженни постепенно стала приходить в себя, но очень медленно. Она не повернулась, даже когда за ее спиной открылась дверь.
Мисс Адамсон вошла в комнату и остановилась, не зная, что сказать. Она посмотрела на Дженни, сидящую подавшись вперед и не выпускающую из ладоней мертвую руку мисс Гарстон. Лицо Дженни было повернуто в профиль.
Оно было отрешенно-спокойным, как у человека, который пытается проснуться… но никак не может стряхнуть сонную одурь… Мисс Адамсон перевела взгляд на лицо мисс Гарстон. Оно почти не изменилось с тех пор, как она видела его в последний раз, но было ясно, что она мертва.
В маленькой комнате было невероятно тихо. Даже порывистый ветер за окном неожиданно замер. Мисс Адамсон продолжала стоять, держась рукой за открытую дверь.
Вдруг раздался шум подъехавшей машины. Ей очень хорошо было слышно. У въездных ворот, находившихся напротив через дорогу, прозвучали два гудка. В былые времена, когда в доме было полно народу, кто-нибудь из мальчиков выбегал открыть ворота, чтобы впустить экипаж. Но это было очень давно. Экипажи уступили место машинам, дом стоял темный, а ворота теперь были открыты постоянно.
Шум мотора умолк, и сразу последовал сильный порыв ветра. От него дрогнули стекла в оконных рамах, и ветер со свистом промчался по всему дому.
Овладев собой, мисс Адамсон порывисто вошла в комнату.
— О Дженни! Милочка… — произнесла она.
Дженни медленно, очень медленно повернулась, вся во власти одной-единственной мысли.
— Это не правда… Это не может быть правдой… Только не Гарсти…
Миссис Форбс подъехала к дому и завернула за угол.
Поставив машину в гараж, она удовлетворенно вздохнула как человек, покончивший с делами. Собрав свертки, она заперла гараж и направилась к парадной двери. Дверь была приоткрыта, из-за нее выглядывала Картер.
— О мэм! — воскликнула она. — О мэм! Я старалась скрыть от них, я думала, так оно будет лучше, и вы бы мне то же самое велели. О господи! Страх-то какой!
Миссис Форбс слушала вполуха. Картер была существом чувствительным и не стоило обращать на нее внимания. Войдя в освещенный холл, мисс Форбс стала снимать пальто.
Свет лампы падал прямо на нее. Это была красивая женщина. Не молодая — ей было за пятьдесят, — но очень хорошо сохранившаяся. Оба ее сына родились один за другим (между ними был всего лишь год разницы): первый в двадцать восемь лет, второй в двадцать девять, а обе девчушки, тоже погодки, появились через четырнадцать лет, когда майор Форбс демобилизовался, хотя какую пользу такой человек мог принести в армии она не представляла и даже не пыталась представить. Вернулся Форбс еще более рассеянным, чем был до войны. Дослужился он до полковника. Вот и все, что она уяснила. Он довольно легко приспособился к деревенскому укладу, был ровно-доброжелателен с женой и рассеянно- приветлив с детьми и Дженни. Два года назад тихо и незаметно угас. Вместо него теперь всем заправлял старший сын.
— О мэм! — продолжала причитать Картер. — У меня аж ноги подкосились! Истинная правда! Эдакого со мной еще не бывало. И ведь, считай, почти у нашего порога!
Вот беда-то!
— О чем вы говорите. Картер! Что с вами? Если вы хотите что-то сказать — говорите сразу! Между
